Французская демократическая миссия в Европе и ее конец

Однако в 1939г. ситуация была совершенно другой. Национал-социалистическая Германия предъявила миру новые идеи и практикой организации своего государства, как и нового порядка восточноевропейского пространства, показала, какой далеко идущий естественный порядок должен быть создан там, где идеи французской революции порождали только искусственный беспорядок. Теперь Франция настаивала перед всем миром на своем положении единственного носителя демократических принципов. – Ему противостояло новое мировоззрение, доказавшее миру свою пригодность и пользу. Это мировоззрение не оставляло возможности победить себя тому, что классифицировалось в старых категориях, и с этой позиции должно было доказывать миру свою пригодность или непригодность /см. А.Хайнинг, «Судьба французской национальной идеологии» в «Немецком праве», 1940г., с.993, а также – «Представление о нации во Франции» в сборнике «Народ в становлении, 1939г., т.5/. Это Франция должна была бы узнать из истории собственной революции.

Абсолютистское государство также тщетно пыталось духовно победить французскую революцию, разместив ее в измышленной схеме своей эпохи, и увидела в ней только анархическое господство черни, которое должно быть окончательно преодолено в течение столетия с помощью монархического порядка в Европе. Ему не помогло то, что внутри этой схемы французская революция представала лишь как новое проявление первобытного хаотического состояния, которое, по мнению теоретиков абсолютизма должно предшествовать всякому порядком. Хотя из размышления вытекало, что это ни в малейшей степени не имело отношения к реальности. В противоположность этому революционные французы 1789г. рассматривали себя как носители нового политического и социального порядка, который с помощью их подъемной силы был в состоянии внешнеполитически реформировать весь европейский мир.

Со старым оружием невозможно бороться с новыми быстро развивающимися политически революционными движениями. Никогда прежде новые духовные силы не капитулировали, внедряясь в старые схемы. Тогда, напротив, все духовные силы бросаются против старого мира и доказывают действием свое действительное значение. Они перерастают свои прежние рамки; борьба и внешнее давление действуют на новые силы как благотворный кризис и развивают всё, что в них заложено.

В своем обращении к миру Франция объявила о намерении вступить в великую идейную борьбу. В этом она, без сомнения, права. Только речь шла не о той борьбе, о которой говорила французская идеология, и с которой она задумала выполнить свою естественную миссию для мира. Франция больше не вдохновлялась идеями 1789г., – но тем, могли ли быть разрушены извне стоявшие на пути старого мира молодые политические жизненные формы Германии, или Франция в состоянии указать миру новые пути, и после отказа от идей 1789г. воплотить новый мировой порядок.

Однако ей еще раз помогла идеология, на основе которой Франция боролась за мир против абсолютизма, с которым, казалось, навсегда покончил диктат Версаля, и от которого теперь мир снова должен быть освобожден. На этом полностью неосознаваемом Францией фактическом и духовном положении вещей она выстроили теперь свое новое мировоззрение. Эта идеология была приспособлена к ситуации, которая в действительности уже не существовала. Ее диалектическое изложение явилось лишь демонстративным боем, интеллектуальной игрой, целиком прошедшей мимо сути дела. 150 лет народы верили, что французская демократия с ее принципами свободы и равенства приведет Европу к новому счастливому состоянию.

Но вышло наоборот. Хотя демократия когда-то была в состоянии достигнуть больших успехов в борьбе с абсолютизмом, однако со строительством Нового Порядка в Европе она оказалась полностью несостоятельной. Окончательно вера исчезла с новой мировой войной. В 1939г. мир больше не верил в то, что идеи французской революции и дальше являются неизменно полезными для формирования Европы, и что судьба мировой цивилизации зависит от их одобрения или неодобрения. Лозунг: каждый, кто не разделяет эти идеи, должен считаться врагом цивилизованной Европы, защита которой является священной обязанностью Франции, полностью утратил свою притягательную силу, как и призывы Франции открыть крестовый поход, в котором должны участвовать все остальные народы. С сожалением должны были констатировать, что не появилось предполагаемых «легионов добровольцев», которых приглашали сражаться за честь западной демократии.