Эта историческая концепция Банвиля
пережила неожиданный ренессанс во Франции в последние годы и особенно в ходе войны 1939г. Его работы официально пропагандировались и господствовали в литературе. При этом добивались большего, чем оживление теории Банвиля 1915г., которую французская пропаганда использовала уже во время прошлой мировой войны. Использование Банвиля было ясным доказательством того, что Франция идеологически стояла на краю пропасти. До сих пор разгром Германии пропагандировался всегда только с позиции учреждения нового демократического порядка и под демократические миссионерские идеалы. Теперь речь шла только о разгроме и уничтожении без какой-либо идеи. До сих пор объявлялось, что любая территория, которая должна быть вырвана к ослаблению Германии, подвергнется проникновению французского духа в ее сферу влияния. Акт отделения тогда должен стать естественным «замковым камнем», уложенным в этот процесс. Предполагалось, что французская культура обладает большой притягательной силой, и немцы добровольно склонятся к Франции. Именно поэтому Франция должна выполнить для них свою миссионерскую задачу. С возвратом к Ришелье
дело свелось только к ослаблению и разгрому Германии. Сегодня Франция больше не была в состоянии породить конструктивные идеи какого-либо нового порядка, или даже позаимствовать их у Германии, и миру должно быть это понятно. Ее лозунги призывали к разрушению без малейшей попытки идеологического оправдания. Франция отказалась от намерения с помощью разумного обоснования и разумных законов доказать общую законность своих притязаний, характерной особенностью которых сама демократия всегда очень гордилась. Она больше не настаивала на своих требованиях, используя преимущества логической необходимости, но думала только о силе. – До сих пор во французской идеологии специфика миссионерской веры возвышалась до открытого притязания на власть над Германией. Об этой вере говорилось, что ее ценность и значение очевидны. Из этой духовной ситуации французской демократии, которую ясно обнаружила война 1939г., однако представилась возможность провозгласить неслыханный ренессанс, на котором настаивал Банвиль
. Через преодоление современности абстрагировалась из прошлого силовая схема, на основе которой Франция, как решающий континентальный фактор, нарисовала общую картину ряда средних и малых государств. О политически формирующей силе прошлого столетия остался в сознании лишь образ могущественной и влиятельной Франции, о которой снова грезили. Банвиль видел ошибку в том, что отстранились от силовой государственной схемы и пытались на этом базисе построить свое процветание. При этом ситуация изображалась так, будто Франция потому не была больше могущественной, что нарушила правила политического благоразумия, содержавшиеся в завещании Ришелье
. Верили, что, возвратившись к этому Завещанию, вновь склонятся к цельной и во все времена действующей внешнеполитической схеме, правила которой необходимо соблюдать, если хотят гарантировать всю ее силу. Лишь несоблюдение этих правил привело к сегодняшней внешнеполитической слабости. Прежде всего, мирный диктат, завершивший прошлую войну, должен быть преобразован, опираясь на принципы Ришелье. В соответствии с этим Германия ни в коем случае не должна остаться в ее до сих пор существующей форме. Она должна быть ликвидирована как отдельная страна, и «Франция сможет получить позитивные материальные гарантии для своего стратегического господства над Германией» /Мистлер,Ж.., в «Le Temps», 18.11.1939г./. Совершенно в манере Банвиля Жозеф Бартелеми
заявлял:«Мы полагали,
что проводиливеликую политику, когда подавляли немецкие династии… Однако эта картина лишается своего центрального пункта /Вильгельм II/, теряет силу, пока не исчезнет полностью, и мы являемся, естественно, до определенной степени ответственным виновником этого немецкого единства, которое представляет огромную опасность для Европы и мира» /Ж.Бартелеми, «Идеология», в «Le Temps», 18.11.1939г./.