Читаем Французская демократия полностью

Почему? потому что въ истинно–свободной демократіи центральная власть есть ничто иное, какъ собраніе депутатовъ, естественныхъ представителей мстныхъ интересовъ, созванныхъ на совщаніе; – потому что каждый депутатъ прежде всего принадлежитъ мстности, которая избрала его своимъ представителемъ: онъ ея гражданинъ, ея спеціальный повренный, которому поручено защищать ея интересы съ тмъ, чтобы передъ лицомъ великаго общенароднаго суда согласовать ихъ съ общими интересами страны; потому что собраніе депутатовъ, избирая изъ среды своей центральный исполнительный комитетъ, не отдляетъ его, однако, отъ себя, не ставитъ его выше себя, не даетъ ему силы вступить съ нимъ въ распрю, подобно избранному королю или президенту; наконецъ – потому что общіе интересы согласуются прямо на основаніи мстныхъ; и законъ, и самое дйствіе центральной власти вытекаютъ изъ столкновеній этихъ мстныхъ интересовъ, изъ взаимнаго ихъ уравновшиванія; такимъ образомъ, центральная власть совершенно свободна въ отношеніи избирателей, которымъ нечего ждать отъ нея, какъ ей нечего бояться ихъ непріязни. Вотъ, какъ мы уже сказали, уничтожается возможность преступныхъ сдлокъ, подкуповъ, заговоровъ, составляемыхъ цною золота, противъ общественной свободы, высшимъ правительствомъ страны и частью избирателей, то есть депутатами и ихъ доврителями.

И вотъ почему серьезные люди, сознающіе положеніе длъ и понимающіе эти основныя начала общественнаго Права, не приняли бы порученія, подобнаго тому, за которое ухватились самозванные демократы. Они не стали бы беззаботно впутываться въ ту логическую несовмстность, какая обнаруживается между непосредственной подачей голосовъ и централизованнымъ государствомъ. Они увидли бы, что общая подача голосовъ требуетъ столько представителей, сколько существуетъ естественныхъ группъ, или, если угодно, столько депутацій, сколько провинціальныхъ самодержавій. Они признали бы, что если, не смотря на милостивое снисхожденіе всхъ монархическихъ конституцій съ двойнымъ, тройнымъ, пятернымъ и десятернымъ представительствомъ, разумъ и народное право не допускаютъ, чтобы одинъ человкъ былъ представителемъ нсколькихъ округовъ, то тмъ мене можно допустить, чтобы одинъ депутатъ, одна власть были представителями цлаго народа, и притомъ въ то время, когда народъ избираетъ себ представителей по мстностямъ. Они убдились бы, что сорокалтній опытъ достаточно осудилъ это противорчіе; что прошло время, когда, при общемъ непониманіи истинныхъ принциповъ правленія, общественная совсть могла допускать подобныя сдлки, и что, наконецъ, въ этомъ случа, истиннымъ друзьямъ свободы, основателямъ Демократіи, остается только отклонить отъ себя парламентское полномочіе и объявить свое представительство невозможнымъ.

ГЛАВА IV.

О свобод городовъ. Оппозиція не можетъ требовать, а Императорское правительство даровать этой свободы, возможной только въ федераціи и несовмстной съ системою единства.

Вопросъ о свобод городовъ принадлежитъ къ числу тхъ, за которые Оппозиція боле всего надется заслужить одобреніе страны и получить удовлетвореніе отъ правительства.

Ревнуя о городскомъ самоуправленіи, оппозиціонные депутаты имеютъ, при этомъ, боле всего въ виду понравиться шумному парижскому населенію, не мало не помышляя ни о своей присяг, ни объ убжденіяхъ, ни о логике, ни о дйствительности. Въ продолженіи 12 лтъ, Парижемъ управляютъ одни только императорскіе чиновники, и что же: хуже ему или лучше отъ этого? Можно доказывать и за, и противъ. Но во всякомъ случа, Парижъ, какъ увряютъ, жалетъ о своихъ муниципальныхъ совтникахъ. Какой удобный случай для депутатовъ пріобрсти популярность!

Вопросъ о городскихъ вольностяхъ – одинъ изъ самыхъ темныхъ и обширныхъ; онъ тсно связанъ съ федеративною системою; можно даже сказать, что въ немъ вся федерація. Поэтому я нахожу лишнимъ заявлять сочувствіе этой реформ, въ пользу которой я говорилъ давно и неоднократно. Теперь я поставилъ себ задачею доказать нсколькими ршительными доводами, до какой степени противорчатъ сами себ вс т, кто по оппозиціи или по другимъ причинамъ кричитъ о городскихъ вольностяхъ, а тмъ не мене держится системы единства и централизаціи; я покажу, какое торжество готовятъ они своимъ противникамъ и какое разочарованіе стран.

Я утверждаю, что городское самоуправленіе, по своей сущности, несовмстно съ единствомъ правленія, какое создано и опредлено всми нашими конституціями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное