Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Когда в Париж пришло известие о гибели Мэна, фанатичные католики (надо учесть популярность семьи Гизов в Париже в период Лиги) сожгли кальвинистский храм в Шарантоне и убили нескольких гугенотов, а также католиков, стремившихся помешать убийствам.[381] Этот взрыв фанатизма попыталась использовать Мария Медичи, самовольно явившаяся в столицу и настраивавшая пребывавших там вельмож против Люина. Как уже было сказано, война с гугенотами была очень непопулярна в среде знати. Появилось множество памфлетов, в которых Люин подвергался осуждению и бесцеремонному осмеянию не только за неудачу под Монтобаном, но и за всю политику в целом — за войну с гугенотами, отстранение знати, «попустительство» Испании в Вальтелине и в Палатинате и т. д.

Очень тревожной была обстановка в злополучной Вальтелине. Провал осады Монтобана еще больше укрепил намерения Испании остаться хозяйкой швейцарских проходов. Спинола оккупировал Верхний Палатинат и Юлих. В связи с этим и папа занял более происпанскую позицию. Он предлагал Франции помочь ей в Вальтелине, если она покинет своих союзников голландцев (только что потерявших Юлих), т. е. повторил предложения, сделанные Филиппом III Бассомпьеру до подписания Мадридского договора. Испанское правительство по-прежнему вело двойную игру. В своих официальных заявлениях оно осуждало действия своего миланского губернатора, а на деле одобряло и поощряло их. В сентябре-октябре Фериа возвел еще два форта в Вальтелине против Венеции и старался заставить Граубюнден подписать договор, по которому Вальтелина присоединялась к Милану, а Испания получала монопольное право на использование проходов. Положение стало угрожающим: Граубюнден не мог своими силами отразить испанскую агрессию, под ударом оказывалась Венеция, Франция лишалась своих прав в горных проходах. Сразу же после снятия осады с Монтобана венецианский посол заявил Люину, что совершенно необходимо воевать с Испанией, ибо без этого она Вальтелины не уступит, и теперь Люин не возражал против организации франко-итальянской коалиции для этой цели.

Все эти соображения сыграли немалую роль при решении правительства снять осаду и вернуться в Париж.[382] Вместе с тем программа дальнейшей борьбы с гугенотами в следующем году оставалась в силе, оставалось и доверие короля к Люину; еще в начале декабря в Тулузе был отставлен духовник короля, иезуит Арну, выступивший против коннетабля.

На пути из Тулузы в Париж пришлось силой снова взять города Монёр и Сент-Фуа (они были опять захвачены гугенотами), иначе дорога на север была для короля закрыта. В предвидении будущей кампании и для прочного закрепления завоеванных позиций почти всю наличную армию расставили на зимовку по гарнизонам в городах Гиэни. Главная ее часть под командованием маршала Сен-Жерана была размещена вокруг Монтобана. Другой частью, сосредоточенной вокруг Сент-Фуа, командовал д'Эльбёф (один из Гизов).

Во время пребывания в Сент-Фуа Люин заболел и 15 декабря 1621 г. умер. Нужно ли обсуждать вопрос, что было бы с ним, если бы не эта внезапная смерть? Для современников это представляло жгучий интерес, ибо слухи о немилости к нему короля ходили уже давно и многие связывали войну с гугенотами главным образом с влиянием Люина. Вся знать в целом жаждала его отставки. Большинство историков, вторя источникам антилюиновской ориентации, считало, что Люин умер в момент заката своей звезды. Но дело не в его личной судьбе как таковой, а в линии его политики. Изменилась ли она после его смерти?

Враги Люина — их было много при дворе — одни письменно (в мемуарах), другие устно (эти высказывания дошли до нас в передаче мемуаристов и донесениях иностранных резидентов) надеялись, что со смертью Люина все должно измениться. От них не укрылись, разумеется, некоторые слова Людовика XIII и его пренебрежение к праху того, кто еще недавно был его другом. Известен несомненно достоверный факт, записанный очень точным мемуаристом Фонтене-Марейлем: на гробу с телом Люина сопровождающие его лакеи играют в карты, а рядом пасутся выпряженные кони…

Но надо принять в соображение и другие данные. Не раз впоследствии король высказывал о Ришелье аналогичные и даже более резкие суждения, не раз кардинал оказывался в очень критическом положении, ожидая отставки, но лишь смерть «отставила» его от руководящего поста в правительстве. Поток памфлетов против него бывал порой еще внушительнее, а резкость их тона ни с чем не сравнимой, но все же и они ничего не изменили. Возвращаясь к Люину, надо еще заметить, что король сохранил за его братьями все богатство семьи, лишив их только тех должностей, которые имели политическое значение.