Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Все это было хорошо известно королю, и именно поэтому Конде нельзя было поставить во главе правительства. От старых министров своего отца и от Люина молодой король научился осторожной осмотрительности, учету реальных возможностей. Провал осады Монтобана в 1621 г. был для него еще одним уроком. Кроме того, он должен был все время считаться с международной обстановкой. Выше было показано, что в некоторые моменты она была способна оказывать на политику правительства даже решающее влияние. Характерно, что принца Конде не было с королем под Монтобаном; он действовал в Берри и Бурбоннэ.

После смерти Люина король решил править самолично и пожелал быть в курсе решительно всех дел, дабы решать их самостоятельно. Однако, как и предсказывали придворные, эта попытка кончилась неудачей. Молодой человек обнаружил полностью все свои качества. Он понимал задачи политики, был проникнут желанием возвеличить Францию, как это сделал Генрих IV, обладал постоянством. Но в нем не было того материала для исполнения «должности короля», который оказался впоследствии у его сына, Людовика XIV, прошедшего к тому же прекрасную выучку у политического деятеля такого размаха и такой ловкости, каким был Мазарини, воспитанный в свою очередь кардиналом Ришелье. Старания Людовика XIII привели лишь к тому, что канцлер и государственные секретари стали требовать на все дела королевской санкции. Король оказался подавленным многообразием задач, особенно внешнеполитических, и разного рода трудностями, требовавшими непрестанного размышления и взвешивания. Он отказался от этой роли раз и навсегда.

При таких обстоятельствах реально направлять дела, но обязательно с ведома короля (чего Людовик XIII требовал неуклонно) мог или какой-либо новый член Королевского Совета (таковым мог стать поддерживаемый Марией Медичи епископ Люсонский), или кто-либо из наличных его членов. За вычетом непригодных для этой роли Марии Медичи, Реца, Конде и Шомбера оставались лишь Брюлары — канцлер Силери и его сын Пюизье, ведавший иностранными делами и обладавший уже при Люине значительной властью и инициативой. Людовик XIII не желал включения в Совет Ришелье, а других кандидатов, кроме Брюларов, у него не было. Уже в конце декабря 1621 г. они укрепили свои позиции, добившись назначения послом в Рим своего родственника, командора Силлери. В надвигавшемся конфликте с Испанией из-за Вальтелины этот дипломатический пост приобрел особую важность, и Брюларам надо было иметь при папе своего доверенного человека.

Выше было сказано, что король не изменил решения вести и дальше войну с гугенотами. Брюлары должны были принять эту линию политики. Нужно подчеркнуть, что в Париже она имела большую популярность, несмотря на протесты знати.

Если даже оставить в стороне круги придворных и иных «святош» (преимущественно иезуитов и прочих духовных лиц), требовавших полного искоренения «ереси» во Франции и во всей Европе, то в целом католическое население Северной Франции (а Южной и подавно) было настроено против гугенотов. Об этом свидетельствуют мемуары и многие памфлеты. Гугенотов обвиняли в сепаратизме, в стремлении se cantonner à la manière de la république, в неповиновении королю. «Плохие подданные», они тем не менее пользовались крупными преимуществами и привилегиями (одни налоговые изъятия чего стоили!), а война с ними велась на деньги, собираемые с «хороших подданных», лишенных этих привилегий. Столичные и провинциальные буржуазные круги приветствовали политику, имевшую целью ликвидацию особого положения гугенотов. Как показали события в Туре, Пуатье и в Париже, городские массы были склонны отчетливо проявлять ненависть к протестантам. Поэтому отказ от продолжения войны мог (помимо основных причин, о которых была речь) подорвать до известной степени престиж правительства, что не могло входить в планы Брюларов. Но им надо было преодолеть сопротивление Марии Медичи и знати. Эти круги, кроме своей постоянной оппозиции по отношению к войне с гугенотами, указывали еще и на внешнюю опасность.

Испания развивала свои успехи в Вальтелине и Кьявенне. Продолжая действовать якобы по собственной инициативе (что давало возможность испанскому правительству дезавуировать его в случае нужды), Фериа полностью овладел подступами к перевалу Шплюген. Одновременно эрцгерцог Леопольд укрепился в Верхней Вальтелине и в Верхнем Энгадине, где им были поставлены гарнизоны. В конце 1621 г. все стратегические пункты были уже в руках Испании и Австрии, и граубюнденцы были вынуждены подписать договор, отдававший Вальтелину Милану. Дипломатические усилия Франции помешать заключению этого договора кончились неудачей. Дело приняло такой оборот, что военное вмешательство Франции становилось совершенно необходимым. Но это ставило под угрозу кампанию против гугенотов.