Французский абсолютизм в первой трети XVII века

В 1648 г. парламент намеревался организовать независимое от короля самостоятельное правительство с законодательной властью и контролем над исполнительной; это означало первую попытку разделения властей. Парламент стремился к ограниченной монархии и даже расчищал дорогу для республики. Его позиция была революционной; она включала отрицание монархии, объединявшей короля с королевством и нацию с государем.

Однако эта политическая революция была в своей основе ретроградной. Она клонилась лишь к защите уже достигнутого положения членов парламентов и их союзников, обладавших властью на местах в качестве собственников должностей и фьефов. Она была направлена против другой революции, осуществлявшейся абсолютизмом и имевшей целью централизацию и — до известной степени — всеобщее уравнение (эгалитарность). Защищавшие провинциальный и корпоративный партикуляризм парламенты боролись против усиления своих соперников — интендантов, назначавшихся королем и действовавших в интересах короля и общественного блага. Эти интересы совпадали со всеобщими государственными интересами.

У парламентов было в руках хорошее оружие — протест против налогов. Они убеждали французов, что те платят слишком большие налоги лишь ради славы короля и роскоши двора (хотя в это время Габсбурги угрожали самому существованию королевства и нищий двор не имел денег на еду). Поэтому народ питал к парламентам уважение и привязанность, равно как и раздраженная налогами городская буржуазия. Как землевладельцы, члены парламентов имели авторитет и в среде своих крестьян.

Гугенотская партия защищала свое особое положение, свой федерализм. Гугенотские сеньоры объединялись с грандами и восставали всякий раз, когда во время внешней войны король особенно нуждался во внутреннем мире.

Поэтому как только гранды подавали сигнал, в провинциях восставали дворяне, чиновники, городской люд, крестьяне. Дворяне призывали население к борьбе, а парламенты заставляли открывать амбары, где хранился хлеб, заготовленный интендантами для армии (например, в Дофинэ в 1630 г.), или же брали из королевских казначейств задержанное им — опять-таки ради военных нужд — жалованье (например, в Тулузе в 1630 г.). Они поддерживали восставших, а в тех случаях, когда восстание было направлено только против королевских агентов и не задевало их собственнических интересов, они не применяли должных мер, чтобы пресечь восстание.

Восстания приходятся на годы малолетства Людовика XIII и Людовика XIV, когда принцы крови предъявляли свои притязания, а также на годы неурожаев, голодовок, войны, когда, по мнению Мунье, национальное чувство затухало; гранды, чиновники, буржуазия, народ словно забывали о внешнем враге и провинции восставали одна за другой. Не раз судьба страны зависела от исхода одной битвы. Если бы в 1648 г. при Лансе победили не французы, а испанцы, то в обстановке назревавшей Фронды это привело бы к расчленению государства и гибели национального суверенитета Франции.

Политическому кризису в Англии и Голландии Мунье посвящает лишь полторы страницы. Причиной двух английских революций XVII в. он считает борьбу с абсолютизмом как буржуазии, так и обуржуазившихся слоев джентри, стремившихся к ограниченной монархии, воплощавшей их капиталистические интересы. В Голландии Мунье отмечает острую борьбу между возглавляемой великим пенсионарием Голландии (своего рода президентом объединенной республики Соединенных Провинций) республикански настроенной голландской крупной буржуазией с ее объединительными тенденциями и воплощавшим монархическую тенденцию принцем Оранским, опиравшимся на дворянство отсталых областей и на всех врагов капиталистической буржуазии: крестьян, рабочих, матросов, армию. Эта борьба раздирала государство с переменным успехом. Великий пенсионарий одерживал верх в мирные периоды, принц Оранский — во время войны.

Для целей нашей работы достаточно отметить здесь трактовку английских революций как буржуазных,[23] а политической борьбы в Голландии — как антагонизмов, присущих более или менее развитому буржуазному обществу. Что касается картины социального и политического кризиса во Франции первой половины XVII в., то она заслуживает подробного разбора.

Характерно, что развернутое изложение социального и политического кризиса во Франции Мунье не предваряет даже кратким очерком развития французской экономики в XVII в., в то время как для Англии и Голландии некоторые данные все же приведены. Поэтому картина социальных отношений и политической борьбы во Франции оказывается следствием лишь общих для Европы процессов, о которых мы уже говорили. Конкретные причины неустойчивости экономической конъюнктуры во Франции и, следовательно, причины отхода части французской буржуазии от торговли и промышленности остались в книге Мунье неотмеченными.