Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Еще в конце 1624 г. французский генерал д'Эстре (ставший в 1626 г. маршалом) был послан с небольшой армией в Граубюнден и подтолкнул его протестантское население к успешному восстанию против оккупировавших эти кантоны австрийцев. Однако развить свой успех он не смог, так как выходы в Ломбардию были блокированы Испанией. Одновременно коннетабль и губернатор пограничной с Савойей французской провинции Дофинэ, Ледигьер, предпринял вместе с Савойским герцогом осаду Генуи. Целью кампании было пресечение коммуникаций между Генуей и Миланом, что крайне затруднило бы переброску испанских войск не только ô Вальтелину, но и в Германию и Нидерланды.[551] Однако и эта осада кончилась безуспешно: сил было недостаточно, да и Венеция не присоединилась к Франции, так как хотела более решительных действий, направленных прямо против Милана. Ришелье же не шел на эти меры, так как они втянули бы Францию в открытую войну с Испанией, которой он всячески избегал. Его отказ сильно испортил отношения Франции с ее основными союзниками в Северной Италии — Венецией и Савойей. Тогда-то, воспользовавшись затруднениями правительства, гугеноты подняли восстание и захватили острова У Ларошели. Начинать длительную войну с гугенотами в такой трудной международной обстановке Ришелье счел невозможным. В конце 1625 г. были выработаны условия мирного соглашения со всей гугенотской партией, ратифицированные правительством 5 февраля 1626 г. Однако утверждение договора Ларошелью и городами на Юге затянулось еще на месяц, так что лишь в начале марта (эти даты очень существенны для анализа переговоров с Испанией, о чем см. ниже) можно было считать дело законченным.[552]

Параллельно велись переговоры в Испании относительно Вальтелины, закончившиеся подписанием Монсонского договора. История этих переговоров не совсем выяснена из-за недостаточной документации,[553] и поэтому оценки исследователей расходятся. Некоторые (например, Аното) следуют мнению Ришелье, изображавшему в «Мемуарах» договор как свою победу. Тапье полагает, что договор потряс Ришелье и тот хотел полностью от него отказаться, но был вынужден, скрепя сердце, его ратифицировать.[554] Питон ищет многочисленных объяснений в окружавшей кардинала обстановке и колеблется в своей окончательной оценке, не зная, считать ли договор ошибкой или успехом кардинала.[555] Наличие в нашем распоряжении неопубликованных материалов[556] и важность этого события для истории 1626–1627 гг. обязывает нас несколько на нем задержаться.

Дело заключалось в том, что без урегулирования злосчастного вопроса о Вальтелине нечего было и думать об укреплении французского абсолютизма внутри страны, а затем и о самостоятельной его политике в международных отношениях. Мы видели, что Ришелье (так поступали и его предшественники в наиболее угрожающие моменты) не остановился перед некоторыми военными действиями в Вальтелине и около Генуи. Фактически это была война с Испанией, но официально Франция лишь помогала своим союзникам— Граубюндену и Савойе. Оказание более существенной и решительной помощи отнюдь не входило в то время в расчеты французского правительства, чем все союзники как в Италии, так и за Альпами (Голландия, Англия, немецкие протестанты) были крайне недовольны и прилагали максимум усилий для того, чтобы втянуть наконец Францию в открытую войну с Габсбургами, в которую сами они уже были в той или иной степени втянуты. При оценке ситуации, сложившейся к концу 1625 г., никак нельзя упускать из вида этого обстоятельства. Обстановка осложнялась еще и тем, что военные действия французской армии при всей их ограниченности вызвали ответные действия папы, отправившего в Вальтелину свои войска. Перед Ришелье (не забудем об его кардинальском сане!) встала очень неприятная и опасная перспектива войны с папой.

Следовательно, итог был неутешителен. Из переговоров с папой, Граубюнденом, Савойей и Венецией ничего путного не получалось. Военная экспедиция оказалась более трудной, чем можно было ожидать, и хотя дала частичный успех (в Граубюндене), но зато грозила военным вмешательством папы. Оставался лишь один выход — непосредственные переговоры с Испанией, как главной виновницей всех затруднений (выше уже было показано, почему открытая война с Испанией была в те годы невозможна).

Существовало, однако, одно очень существенное обстоятельство, то самое, что мы только что подчеркнули, — наличие союзников: Венеции, Савойи, Швейцарии. Для них положение дел в Северной Италии грозило куда более тяжелыми последствиями, чем для Франции. Речь шла уже непосредственно о целости их территорий. Эта ситуация мало учитывается исследователями; между тем окружавшая переговоры с Испанией секретность объяснялась именно ею.