Она действительно была в ту пору очень гибкой, настолько, что зачастую приводила современников в замешательство. В 1624–1626 гг., т. е. на протяжении примерно двух лет, Франция то воевала с Испанией в Италии, то заключала с ней мирный договор; с гугенотами то велись военные действия (в 1625 г.), то также устанавливался мир; с Англией был заключен союз, который вскоре оказался разорванным. Надо подчеркнуть, что все эти резкие перемены знаменовали собой шатания и в конфессиональной ориентации внешней политики Франции. Не подлежит сомнению, что для всех правителей того времени политические расчеты доминировали над конфессиональным, и кардинал римско-католической церкви Ришелье не отличался в этом отношении от своих высокопоставленных коллег. Однако дело обстояло иначе для массы населения европейских стран. Больше того, влиятельные круги столичного и провинциального дворянства, чиновничества, буржуазии в самой Франции также не обладали тем оппортунизмом, который отличал правительство. Галликанство (т. е. национальный суверенитет французской католической церкви, давно уже ставший для этих кругов традиционным и приобревший политический характер) не мирилось с резкими поворотами в пользу папства и Испании. С другой стороны, политически весомое мнение деятелей контрреформации заявляло о себе в полный голос всякий раз, когда правительство «потакало» гугенотам и порывало с католическими державами и Римом. Град сыпавшихся на Ришелье в 1625–1628 гг. памфлетов был для него отнюдь не безопасен, тем более что эта «война перьев» велась в европейском масштабе и кардинала честили во вcex странах и на всех языках. Отбиваться от этих нападок ему пришлось также не только во Франции, но и за ее пределами.[544]
Программу своих действий Ришелье изложил в большой докладной записке (в дальнейшем она была включена в текст его «Мемуаров»), составленной 6 мая 1625 г. и предназначенной для Людовика XIII.[545]
Программа клонилась к тому, чтобы обеспечить мирные отношения с Испанией путем улаживания конфликта в Вальтелине, ибо лишь таким способом можно было подготовить благоприятные условия для того, чтобы покончить с политической независимостью гугенотов. «Пока гугеноты имеют во Франции власть, король не может ни быть господином в своем королевстве, ни предпринять каких-либо славных действий за его пределами».[546]В соответствии с этими взглядами Ришелье не принимал в первое время никаких далеко идущих решений. Действия его на арене внешней политики свелись к тому, чтобы обеспечить Франции хотя бы временный внешний мир, который позволил бы подготовиться к осаде Ларошели.[547]
Действия против гугенотов свелись к тому, чтобы не допустить их усиления в то время, когда главное внимание было приковано к международным делам.[548]Ришелье знал, что его назначение членом Королевского Совета встречено в Риме с удовольствием, ибо там очень рассчитывали на то, что, ведя переговоры об англо-французском браке (т. е. союзе), он позаботится об английских католиках. Вместе с тем он учитывал имевшиеся в Лондоне опасения (в тот момент Англия была очень заинтересована в союзе с Францией), что в качестве кардинала он будет противиться браку французской принцессы-католички с протестантом или же обусловит его заключение нежелательными для Англии требованиями. Поэтому он добивался от папы разрешения на брак, подчеркивая его важность для английских католиков и всей церкви.[549]
За эту услугу он требовал помощи папы в урегулировании вопроса о Вальтелине. Англичанам же он излагал все выгоды от союза с Францией[550] и просил у Якова I не только обещаний милостивого отношения к католикам, но и особого на то документа. В Англии он преуспел полностью, в Риме — лишь частично. Разрешение папы на брак было получено, но с Вальтелиной дело обстояло плохо.