Лавьевиль преследовал при этом две цели. Первая заключалась в оздоровлении и укреплении государственных финансов; в тех условиях только эта цель и могла обеспечить сюринтенданту поддержку Людовика XIII. Второй целью было укрепление кредитоспособности казны, и в ней король также был заинтересован, ибо без наличия постоянного кредита
абсолютистское правительство уже не могло существовать. Самый характер основных поступлений в бюджет и их объем требовали применения всех форм кредита — от краткосрочных до долгосрочных займов. Укрепляя кредитоспособность правительства, Лавьевиль бесспорно учитывал также и интересы финансистов — хотя бы тем, что выплачивал им деньги, следуемые по займам.Однако Лавьевиль пожелал быть не только сюринтендантом, но и вершить политику в целом. Навряд ли это было ему необходимо, чтобы удержать в своих руках финансы. Обстоятельства сложились для него благоприятным образом, и он поспешил ими воспользоваться. Дипломатические дела, вести которые было в ту пору трудно без опыта, знаний и соответствующих данных, ему не удались. Он был лишен выдержки, терпения, умения рассчитывать вперед, словом, тех талантов дипломата, которыми был щедро одарен Ришелье. Современники очень точно определили способности и характеры их обоих и не ошиблись в своих прогнозах.
В какой мере правление Лавьевиля (надо помнить, что в полном
объеме оно было осуществлено только в течение трех месяцев— с февраля до мая 1924 г.) было политическим правлением финансистов? Думается, что ни в какой. Выше было показано, почему неубедительна аргументация В. В. Бирюковича. Неубедителен и его тезис о наличии «блока» дворян и третьего сословия, направленного против финансистов. Борьба с плутократией в памфлетах и иными способами действительно объединяла все сословия, но она характерна и для предшествующих годов (1614–1620 гг.), когда «блока» не было и в помине, ибо родовитое дворянство выступало против абсолютизма, а третье сословие его поддерживало.Ришелье пришел к власти не как ставленник партии, осуществлявшей программу «блока». Главные
усилия для продвижения его в Королевский Совет были приложены Марией Медичи и придворными. Старания памфлетистов очернить Лавьевиля и популяризировать кардинала могли оказаться бесплодными, если бы соотношение сил в самом правительстве и его личный состав были иными. Нельзя закрывать глаза на борьбу при дворе различных группировок, имевшую в ту пору решающее воздействие при назначении отдельных лиц. Разумеется, кардинал очень ловко использовал в своих интересах ошибки и промахи Лавьевиля в сфере внешней политики, т. е. в вопросах, в которых он был несравненно сильнее своего соперника и которые в те годы имели вследствие войны чрезвычайное значение для Франции. Предоставив в 1624 г. Ришелье известную долю власти (ибо до полной власти было еще довольно далеко), король дал ему возможность показать свои силы и таланты при разрешении очень трудных и зачастую противоречивых задач, стоявших перед французским абсолютизмом. Успех или неуспех в разрешении этих задач определял и судьбу кардинала Ришелье.Таким образом, вопрос о вхождении финансистов в правительство в 1623–1624 гг. должен быть снят. На политическую власть они не претендовали. Проводившаяся Лавьевилем политика была ему подсказана не их интересами, а общими задачами французского абсолютизма, о которых не раз уже шла речь. В их число входили и такие меры, как режим экономии в области военных расходов и пенсий, укрепление государственного бюджета в целом, союзы с врагами Габсбургов, осуществляемые — пока что — без разрыва с самими Габсбургами, и т. д. В политике Лавьевиля не было ничего, что отличало бы ее от политики его предшественников. Больше того, Ришелье ее во многих отношениях продолжил. Но действовал Лавьевиль не только заносчиво и резко, недостаточно считаясь с королем и его психологическим складом; в области дипломатии, где надо было проявлять максимальную ловкость и предусмотрительность, он оказался деятелем неумным и неосторожным.