Вскоре после назначения Ришелье хорошо информированный тосканский резидент писал в своем донесении, что король ввел в Совет (
В «Мемуарах» Ришелье дело изображено так, что кардинал сперва с неудовольствием отказался, затем принял королевскую милость. Тосканскому президенту он сказал, что из-за плохого здоровья вообще никого дома принимать не может. Резидент пишет также, что все члены Совета, даже сам король, приняли его плохо и что кардинал пытался скрыть свое недовольство, искажая обстоятельства назначения. Однако он настолько честолюбив, что со временем всего достигнет. Большинство людей держится того мнения, что он вскоре станет главой Совета вследствие своих данных, ибо «по уму никто не может с ним сравняться», а в качестве кардинала он и формально может претендовать на первое место.[519]
Сопротивление короля было поколеблено доводами не только матери, но и духовника, а также главы ораторианского ордена Берюлля, убедившего Людовика XIII в порядочности кардинала. Многие придворные и особенно кружок особо приближенных к королю лиц (по большей части мелких дворян) твердили ему, что нет на свете человека более ловкого, чем Ришелье, и что лишь он способен вести твердую, сильную и последовательную политику, «достойную такого великого короля».[520]
Итак, Ришелье был введен в Королевский Совет в итоге настояний своих покровителей: Марии Медичи, видных духовных лиц и придворных, словом, — в итоге длительной и сложной «придворной интриги». Однако успех ее был определен не одними лишь действиями заинтересованных лиц, к которым добавила свой голос и группа памфлетистов. Упорную неприязнь Людовика XIII к кардиналу смогло преодолеть лишь понимание королем как всех трудностей сложившейся обстановки, так и необходимости иметь в Совете опытного и ловкого дипломата. О том, что Ришелье предназначалась сперва именно эта роль, свидетельствуют и те условия его введения в Совет, о которых была речь выше.[521]
Следует подчеркнуть, что Ришелье был с самого же начала введен в Совет как его полноправный член. Предписанные ему условия касались лишь процедуры, которой он должен был придерживаться в дипломатических сношениях с послами.[522]
Перейдем теперь к событиям мая — августа 1624 г., когда политика направлялась двумя лицами — Аавьевилем и Ришелье. В течение мая — июня переговоры с Англией велись очень вяло и нерешительно. В мае еще только нащупывалась для них почва в беседах с неофициальным английским агентом, графом Кенсингтоном. В начале июня в Париж прибыл полномочный представитель Якова I — граф Карлейль, предложивший Франции открытый разрыв с Испанией, ни в коей мере не входивший в планы французского правительства, ибо внешней войны оно избегало по финансовым соображениям.
В это же время велись переговоры с Голландией, закончившиеся в начале июня подписанием договора о наступательном и оборонительном союзе, причем Франция давала союзнику ссуду в текущем году в 1 млн 200 тыс. ливров и по миллиону. ливров в 1625 и 1626 гг. В доме французского посла в Гааге был разрешен католический культ. С французской стороны договор был подписан Ледигьером (коннетаблем), Лавьевилем (сюринтендантом) и Бюльоном (главным военным интендантом). В Швейцарию был послан д'Эстре, чтобы попытаться поднять протестантские кантоны против Австрии и Испании.