Наиболее спешными были мероприятия в международных отношениях. Дела в Вальтелине и на Рейне не терпели отлагательства, тем более что в Испании в это время Оливарес взял в свои руки бразды правления, и силу этих рук сразу же ощутили все европейские дипломаты.
По вопросу о Вальтелине французское правительство в конце февраля заявило, что отвергает претензию Испании пользоваться проходами. В начале марта Урбан VIII предложил следующий компромисс: форты в Вальтелине разрушаются, территория долины возвращается Граубюндену (которому запрещается держать там вооруженные отряды), испанцы получают право прохода в одном лишь направлении — из Италии в Германию. Вальтелина демилитаризуется и в таком виде возвращается прежним властям. Иными словами, восстанавливался status quo ante 1600 г. Венеция (ей, кроме того, было очень важно, чтобы Испания не вводила войск из-за Альп в Северную Италию) также получила право пользоваться проходами. Командор Силлери, еще не знавший в тот момент о своей отставке, дал согласие на эти условия, так как они были для Франции значительно выгоднее, чем ситуация, сложившаяся к концу 1623 г., когда Вальтелина была занята войсками папы, а фактически там распоряжалась Испания. Когда же Лавьевиль узнал 22 марта от нунция об условиях Урбана VIII и о согласии на них Силлери, он его дезавуировал еще раз, заявив, что согласие посла не имеет силы, ибо он уже отозван; что же касается предоставления Испании права прохода хотя бы в одном направлении, то это наносит ущерб интересам Франции. Однако нунций доказал французскому правительству, что в момент обсуждения условий Силлери еще не имел в руках распоряжения о своем отозвании.[516]
Но для французского правительства было уж очень выгодно дезавуировать своего посла, чтобы не согласиться с предложением папы. Выгода заключалась в том, что в тот момент оно ударило по Испании с другой стороны и потому рассчитывало, что в вопросе о Вальтелине та должна проявить уступчивость. Удары были нанесены следующим образом.
Англо-испанская дипломатия строилась в те годы вокруг спорного вопроса о Палатинате. Яков I рассчитывал вернуть его Фридриху V не путем оружия (воевать в Германии он не хотел), а путем переговоров с Испанией, ради чего был создан проект англо-испанского брака, и будущий Карл I с Бекингэмом совершили инкогнито свою романтическую поездку в Мадрид, где по испанскому обычаю их долго водили за нос, а затем выпроводили домой с формальным обещанием осуществить брачный союз. Однако события в самой Англии разрушили этот проект: парламент высказался против союза с Испанией, а общественное мнение требовало возвращения Палатината протестантскому курфюрсту путем войны. Французская дипломатия получила в результате этого важную козырную карту: она вынула ее из-под сукна, предложив Англии возобновить переговоры об англо-французском браке между будущим Карлом I и младшей сестрой Людовика XIII Генриеттой. Брак этот был для Франции нужен по многим соображениям: во-первых, он ликвидировал возможность англо-испанского брака (т. е. союза), во-вторых, обязывал Якова I не помогать гугенотам (точнее, Ларошели) в будущей кампании.
Другим ударом была подготовка вторжения Мансфельта в Палатинат. Как было сказано выше, армию Мансфельта наняли союзники (Франция, Венеция и Савойя) и содержали наготове. Ею пугали и папу, и Испанию, утверждая, что ее перебросят в Вальтелину, если там по-прежнему будут действовать папа и испанцы; это была реальная угроза, и она действительно заставила папу пойти на уступки. Теперь Мансфельта направили в Палатинат, чтобы выбить оттуда испанцев.
Несомненно, что французское правительство сосредоточило главные усилия своей дипломатии по этим направлениям не потому, что
К этим событиям февраля — апреля 1624 г., в целом протекавшим для французского правительства_ благополучным образом, присоединилось 29 апреля еще одно — назначение Ришелье членом Королевского Совета. Произошло оно при следующих обстоятельствах.