Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Что касается взаимоотношений финансистов с французским правительством, то в течение всей первой половины XVII в. эти отношения определялись главнейшим в глазах финансистов обстоятельством — платежеспособностью казны. Разумеется, наибольшие проценты по займам всегда были для них желанной целью, но ведь реально получить их они могли лишь при сбалансированном до известной степени бюджете. Государственное банкротство, полное или даже частичное, их ничуть не устраивало. Как это ни странно на первый взгляд, но в сущности они были заинтересованы как раз в сильном правительстве, способном выплачивать им установленные по займам проценты. Однако это желанное для них сильное правительство должно было также и сильно нуждаться в их кредите. В этом отношении политика Генриха IV была для них невыгодной, политика же Ришелье — благодетельной. Они были достаточно опытными деловыми людьми и финансистами (причем речь идет не столько об их личном бесспорном опыте, сколько об опыте государственных кредиторов как таковых, насчитывавшем уже не одно столетие), чтобы отчетливо понимать, насколько глубоко правительство увязло в системе государственного долга и насколько, следовательно, были ему необходимы их капиталы. Особенно же остро оно должно было нуждаться в деньгах при проведении энергичной внешней политики. Война была для финансистов очень выгодна.

Отношение правительства к своим кредиторам было двойственным. С одной стороны, было необходимо всегда иметь их под руками, чтобы в нужную минуту получить деньги, с другой стороны, нельзя было слишком дорого оплачивать этот ставший уже необходимым кредит. В обстановке войны эти две задачи оказывались, как правило, несовместимыми, и о дешевизне кредита приходилось на время забывать. Нельзя сказать, чтобы правительство не искало выхода в другом направлении, т. е. не заботилось о приращении доходной части бюджета иными путями, чем займы или увеличение налогов. К рассмотрению этих попыток мы и перейдем в следующей главе.

Глава VI. Первые годы правления Ришелье (1625–1627)

 ачало правления Ришелье долгое время считалось в историографии периодом, когда главные его усилия были направлены по трем направлениям: 1) ведение «скрытой» войны с Испанией, т. е. дипломатия, 2) борьба с гугенотами и 3) укрепление собственного положения в борьбе с придворными партиями.

Очень существенная поправка в эту схему была внесена интересной книгой Анри Озе, посвященной экономической политике Ришелье.[533] Выяснилось, что именно в 1624–1630 гг. были осуществлены наиболее важные экономические мероприятия. Сопоставление их со всем комплексом проводившейся кардиналом внутренней политики привело к выводу, что вообще эти первые годы были богаты широкими планами разнообразных реформ.[534] Весьма вероятно, что в дальнейшем использование нового архивного материала дополнит эту картину многими чертами. Но уже и теперь ясно, насколько ограниченно традиционное представление о Ришелье как преимущественно о дипломате, отчасти администраторе, политическом мыслителе (авторе «Политического завещания»).[535] Не подлежит сомнению, что его деятельность охватывала все стороны внутренней и внешней политики. Однако эта, как ныне кажется, простая истина была добыта наукой лишь в итоге долголетних исследований, хотя именно она наиболее полно соответствует абсолютизму как форме государственного строя, принципом которого является самостоятельность правителя, заставляющая его непременно согласовывать свои действия во всех областях политики. Современники кардинала, оценивавшие его власть не только как всемогущую, но и как всестороннюю, понимали это лучше, чем историки XIX — начала XX в., раскрывавшие понятие абсолютизма главным образом в плане ничем не ограниченной власти и долгое время считавшие, что Ришелье работал с узким кругом секретарей и доверенных лиц, а из прочих «департаментов» лишь получал нужные ему сведения. На самом деле весь аппарат государственной власти был у него в руках и все ответственные лица одновременно были его доверенными людьми и советниками. В новых исследованиях их фигуры становятся все более рельефными; из исполнителей они вырастают в политических деятелей.[536]

В свете этих данных и соображений становится ясным, что для истории 1624–1627 гг. наибольший интерес представляет исследование совокупности и целенаправленности действий правительства. К сожалению, в настоящий момент у историков еще нет достаточного количества материала, необходимого для постановки данной проблемы во всей ее полноте; огромное число архивных документов, причем как раз по истории внутренней политики, не введено в научный оборот.[537] Все же при изложении событий мы попытаемся дать некоторое представление об этой взаимосвязи.

* * *