Представитель одного из знатнейших домов Франции герцог Монморанси, наследственный губернатор Лангедока, был и наследственным адмиралом Франции. Эта должность принадлежала к числу коронных, ее создание уходило в глубь веков, и (как все коронные должности) она принадлежала знати почти на правах родового достояния. Положение осложнялось тем, что для Монморанси она не была просто доходной синекурой. За период 1612–1625 гг. он объединил в своих руках путем наследования и покупок — эти должности продавались и покупались лишь в кругу самой знати — все адмиральства по побережью океана и Ламанша,[582]
а также должность вице-короля Канады. Начиная с 1614 г. он именовался «генеральным адмиралом Франции» (Кардиналу удалось избежать смерти, и заговор был раскрыт. Шалэ заплатил жизнью, Вандомы были арестованы, герцогиня де Шеврёз изгнана из Франции, королева впала в немилость. Гастон, наоборот, был введен в Королевский Совет и получил титул герцога Орлеанского; в качестве наследника престола при бездетном Людовике XIII он представлял собой персону, к которой никакие суровые меры не могли быть применены. Но за ним был установлен строгий контроль, не приведший, впрочем, к должным результатам. Гастон Орлеанский и дальше оставался номинальным и декоративным вождем всех заговоров вельмож вплоть до рождения дофина (будущего Людовика XIV), когда кончилась его роль наследника престола.
Заговор Шалэ представлял собой попытку придворной знати, окончательно оттесненной кардиналом от всякого участия в государственных делах, расправиться не только с виновником своего «бесправного положения» (как заявляли вельможи), но и с поддерживавшим Ришелье королем, заменив его более приемлемой для них фигурой молодого, безвольного и легкомысленного Гастона. Характерно, что заговор охватывал лишь придворные круги; ни о каком открытом военном выступлении против правительства (как это имело место еще совсем недавно, в 1620 г.) не было и речи. Уже нельзя было опереться ни на провинциальное родовитое дворянство, ни на гугенотов.
Судебное расследование обстоятельств заговора, проведенное первой из тех специальных комиссий, которые в дальнейшем Ришелье не раз учреждал, вскрыло факты, вконец испортившие отношения Людовика XIII с семьей (за исключением пока что матери). Наоборот, его доверие к Ришелье очень укрепилось. Немалую роль сыграло при этом обращение заговорщиков за помощью к иностранным государям, что грозило очень тяжелыми последствиями для Франции. Отныне короля и министра вплоть до их почти одновременной смерти прочно и неизменно объединяли как политические, так и личные интересы.
Примечательно, что казнь Шалэ и крутая расправа с другими заговорщиками не вызвали протеста, кроме как в среде придворного бесшабашного дворянства, которое Ришелье и король принялись энергично усмирять, применяя смертную казнь за дуэли. Широкие круги политически влиятельных сословий признали линию политики короля и кардинала. Она была затем и официально одобрена нотаблями. Ришелье, кроме того, использовал благоприятную для себя обстановку и произвел перемены в Королевском Совете. Печати были отняты от струсившего в момент заговора д'Алигра и вручены доверенному лицу кардинала — Марильяку (одному из «финансовых директоров», назначенных после отставки Лавьевиля), а сюринтендантом финансов стал д'Эфиа. В итоге «рабочая часть» Королевского Совета оказалась состоящей из приверженцев кардинала.