Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Правительству и стране нотабли не принесли никакой пользы. Присутствовавшие на ассамблее верхи привилегированных сословий продемонстрировали свою приверженность к узкокастовым привилегиям, которые явно довлели в их сознании над общегосударственными интересами. Все они, каждое по-своему, тянули страну назад. Прелаты не одобряли галликанства, т. е. национальной церкви, и тяготели к Риму. Родовитые дворяне с тупым упорством требовали себе во всем первого места, не понимая, что ход истории уже закрыл перед ними эту перспективу. Новое, чиновное, дворянство, самое богатое и самое влиятельное из всех привилегированных сословий, также вступило на путь реакции. Оно имело возможность дать иное направление финансовой политике правительства. Оно предпочло уклониться. В этом отношении поведение парламентов на нотаблях 1626 г. было своего рода поворотным пунктом в переходе от поддержки ими абсолютизма к оппозиции к нему.

Кроме того, собрание нотаблей оказалось делом затруднительным для самих сословий. Прелаты снова столкнулись с воинствующим галликанством парламентов, в силу чего ассамблея (в которой они, имея собственную организацию духовенства, вообще были мало заинтересованы) принесла им только неприятности и никакого положительного результата. Дворяне не играли на ассамблее никакой роли и ничего не могли добиться. Включить их в состав Совета предложил сам король (кстати, обещание это не было затем выполнено), чиновники этому препятствовали.

Для представителей парламентов ассамблея оказалась прямо-таки опасной. Именно от них зависело принятие самых ответственных и притом положительных (мы б» ы теперь сказали — конструктивных) решений. Они оказались к этому неспособны, ибо оберегание в первую очередь своих привилегий и материальных интересов диктовало им отказ от такого рода шагов. Это роняло их в глазах общественного мнения и усиливало трения с правительством, что в свою очередь грозило новыми посягательствами со стороны Королевского Совета на их привилегии и власть.

Следовательно, никто не был заинтересован в сохранении и дальнейшем, хотя бы спорадическом, функционировании института нотаблей. Он исчез потому, что был бесполезен для правительства и не нужен и даже вреден для сословий. Путь к усилению абсолютизма и к его освобождению от контроля парламентов оказался расчищенным не столько благодаря усилиям Ришелье именно в этом направлении, сколько благодаря неудаче его попытки получить помощь от нотаблей и опереться на них в проведении реформы. Попытка провалилась, и тем самым Ришелье вынужден был поставить крест на помощи этих сословий вообще и парламентов в особенности.

Как же он поступил после провала проекта финансовой реформы? Для осады Ларошели и похода в Италию Ришелье пришлось прибегнуть к старому средству — займам у финансистов. В 1627–1629 гг. они дали казне примерно по 18 млн ливров в год (около 40 % всех доходов), и эти деньги почти полностью были истрачены на содержание армии. В дальнейшем начался рост налогов и — как неизбежное его следствие — волна народных восстаний. Но если финансовая реформа потерпела неудачу, то все же поддержанное общественным мнением согласие нотаблей на создание флота и торговых компаний было получено, и оно имело немалый вес. Кроме того, Ришелье извлек урок из крушения планов первых компаний в 1625–1626 гг. Он теперь отрицательно относился к крупным монопольным компаниям. В 1627 г. он отверг проект двух больших компаний: «Западной» (Compagnie d'Occident) для купцов Парижа и атлантических портов и «Восточной» (Compagnie d'Orient) для купцов, связанных с левантийской торговлей. Ришелье отдал предпочтение компаниям с более узкими целями и районами действий. В 1627 г. была основана компания для торговли и колонизации Канады (Compagnie des cent associés de la Nouvelle France), затем появились компания для колонизации Антильских островов (Compagnie des seigneurs de Saint-Christophe, называвшаяся также «Compagnie des Indes Occidentales»), компания для торговли с Берберией и т. д.[696] Дела всех этих компаний шли неблестяще, но все же благодаря им крепли заатлантическая колонизация и торговля Франции, развертывались и расширялись отечественные мануфактуры.

Заключение

 а каких моментах следует — остановиться, обозревая добытые нашим исследованием итоги?

Прежде всего, что дало оно для определения уровня развития капиталистических отношений в 1610–1620 гг. как во Франции, так и в других государствах Западной Европы?

Зарождение и развитие капиталистического уклада имело для каждой из стран отчетливо выраженные особенности, проистекавшие из обстоятельств внутреннего и внешнего порядка. Поэтому движение этих стран в направлении к буржуазному строю проходило не только в разных формах — что достаточно хорошо известно, — но и разными темпами, что также известно, однако далеко не всегда учитывается для отдельных кратких периодов.