Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Эти выводы имеют, как нам представляется, непосредственное и очень существенное отношение к критике теории «кризиса капитализма» в XVII в. В первой главе настоящей книги мы не раз подчеркивали, что историки, придерживающиеся этой теории, фактически делают исключение для Голландии и Англии, в отношении которых они больше подчеркивают момент слишком медленного темпа развития капитализма вообще. Зато Франция является для них одним из наиболее выигрышных доказательств наличия кризиса. Между тем анализ не только самой французской экономики, но и ее соотношения с английской и голландской убеждает нас в том, что дело заключалось не в препятствиях, на которые наткнулся в своем развитии способ капиталистического производства как таковой (из чего, однако, не следует делать заключения, что он вообще развивался беспрепятственно). Встретившиеся на его пути трудности были особого рода и не дают оснований говорить о «кризисе капитализма» в XVII в. В экономическом плане мануфактурному производству имманентно присущи свои особенности и в первую очередь относительно медленные темпы развития и относительная слабость капиталистических элементов, особенно вначале. Что же касается политической сферы, то военный потенциал той или иной страны в ее действиях как в Европе, так и за ее пределами играл весьма существенную роль в овладении внешними рынками. Конкретный пример Франции является, по нашему убеждению, доказательством именно отсутствия кризиса капитализма в XVII в.

Вследствие этого французский протекционизм XVII в. нельзя рассматривать как общее средство выхода из кризиса капитализма. Он имел целью оградить национальную мануфактуру от непосильной для нее в ту пору чисто экономической конкуренции с более развитыми странами. Можно предположить, что аналогичный характер был присущ протекционизму и в других странах. Сложный комплекс экономических явлений, характерный для XVI–XVII вв., коренился, на наш взгляд, не в кризисе, постигшем новый, капиталистический способ производства чуть ли не сразу после его появления на свет. Какой бы смысл ни вкладывать в понятие «кризиса» (пусть даже мысль о «кризисе роста»), он мало соответствует реальной обстановке первой половины XVII в., при анализе которой в столь «показательной» в данном отношении Франции на первый план выступили причины другого рода, о чем уже была речь.

Какие же выводы можно сделать из рассмотрения социальной неолитической истории Франции изучаемого периода?

Социальная структура Франции представляла собой, пожалуй, неповторимое для того времени сочетание различных сословий: 1) привилегированных, феодальных и по сути и по происхождению духовенства, знати и старого родовитого дворянства, 2) буржуазного по происхождению, но уже почти феодального по сути архипривилегированного чиновного нового дворянства, 3) еще безгласной в политическом отношении, но экономически довольно развитой и немолчно вопившей о своих насущных нуждах торгово-промышленной буржуазии, 4) народных масс города и деревни, тяжело страдавших не столько от развития капитализма, сколько от недостаточного его развития. Французское общество той поры действительно находилось в постоянном брожении, и классовые, равно как и сословные, противоречия были достаточно выражены. Однако, на наш взгляд, это отнюдь не было подготовкой к появлению революционной ситуации, якобы сложившейся в середине столетия. Развитие капитализма, т. е. новых производственных отношений, еще не наталкивалось внутри страны на противоречия, разрешить которые могла бы только буржуазная революция. Основная линия политики абсолютизма по своему направлению благоприятствовала буржуазии, которая очень нуждалась в центральной сильной власти, способной защитить ее экономические интересы также и за пределами Франции. В обоснованности подобной оценки нас убеждает и сам характер политической борьбы изучаемого периода.

Гражданские войны второго и третьего десятилетий XVII в. распадаются на два главных этапа. 1614–1620 гг. заполнены борьбой знати и родовитого дворянства обоих вероисповеданий, выступивших против правительства и потерпевших поражение. Второй этап — 1620–1629 гг. — был периодом борьбы, предпринятой правительством против политической партии гугенотов; и в этом случае победа также досталась абсолютизму. На обоих этапах победа правительства была обусловлена не столько его военной мощью, сколько расстановкой социальных сил. В итоге в начале 1630-х годов с политической сцены сошли как самые реакционные феодальные сословия («Фронда принцев» была последним их всплеском), так и не совместимая с национальным централизованным государством сепаратистская гугенотская «республика», не имевшая внутренней социальной сплоченности.