Тревор-Ропер исследует проявления этого кризиса в политической сфере, т. е. многочисленные «революции», разразившиеся в середине столетия, но подготовлявшиеся в течение всей первой его половины. К их числу он относит «пуританскую революцию» в Англии, Фронду во Франции, государственный переворот 1649 г. в Нидерландах, восстания в Каталонии и в Португалии в 1640 г., восстание в Андалусии в 1641 г., восстание Мазаньелло в Неаполе в 1647–1648 гг. Каждая из этих революций, если их изучать в отдельности и вне связи со всеобщим кризисом, представляется как будто вполне самостоятельной и имеющей лишь местные причины. Однако, будучи рассмотрены в своей совокупности, они обнаруживают столько общих черт, что оказываются составными элементами «всеобщей революции» (
Тревор-Ропер совсем не употребляет термина «абсолютизм», ибо он вообще не признает данной исторической категории. Вместо нее он вводит понятие «ренессансного государства» с монархом во главе. Возникнув в конце XV в., этот политический строй существует вплоть до революций середины XVII в. и затем кончает свою жизнь, ибо революции — безразлично от их исхода — заставляют правительства осуществить такие реформы, которые приводят к появлению нового типа государства, присущего «эпохе Просвещения».
В основе концепции Тревор-Ропера о «ренессансном государстве» лежит представление о политической власти, осуществляемой монархом совокупно с бюрократическим аппаратом; именно поэтому автор и отрицает существование самодержавия, т. е. единоличного правления. Не существует, по его мнению, и классового деления общества. Вместо него Тревор-Ропер вводит понятие «эластичности» или «жесткости» социальной структуры. Эластичная и активно работающая социальная структура предохраняет от революции, чрезмерно жесткая или, наоборот, слабая структура их вызывает. Тревор-Ропер отрицает буржуазный характер английской революции (к чему мы еще вернемся), отрицает он и неизбежность революций вообще. Любую революцию можно заранее предугадать и ее можно избежать путем придания обществу большей эластичности.[124]
Благодаря этому тезису, история революций XVII в. приобретает под пером автора данной реакционной теории острый и актуальный интерес и служит своего рода поучительным примером для политиков наших дней. Однако она оснащена солидным фактическим материалом, к разбору которого мы и переходим.Стремясь обосновать свою теорию о «ренессансном государстве», Тревор-Ропер подчеркивает его однородность в течение всего XVI и первой половины XVII в. Это была эпоха, не знавшая политических революций,[125]
и даже бурные конвульсии Реформации и Контрреформации не поколебали устоев аристократически-монархического общества. Наоборот, XVII век не смог «переварить» своих революций. В середине столетия произошел решительный перелом, и вторая половина века резко отличается от его первой половины. Морально и политически это новый климат. «Как будто серия ливней закончилась грозой, очистившей воздух и изменившей температуру Европы». В 1650–1800-е годы мы констатируем обстановку, климат «эпохи Просвещения».[126]Итак, именно универсальность революций середины XVII в. показывает, что в европейских монархиях, благополучно выдержавших войны и конфессиональные бури XVI в., обнаружились глубокие дефекты структуры. Причиной их нельзя считать Тридцатилетнюю войну (точнее войны 1618–1659 гг.); в процессе подготовки всеобщего недовольства, перешедшего затем в революции, война сыграла роль важного, но отнюдь не главного фактора.[127]
Современники считали, что ослабление государства было вызвано борьбой правительства с сословиями, со старыми представительными учреждениями. Действительно, генеральная линия правительственной политики в XVII в. имела целью уничтожение сословной «смешанной» монархии (