Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Раньше всего — уже в самом конце XVI в. — этот процесс обозначился в Испании. В Италии он осложнился четырьмя краткими кризисами в конце XVI — начале XVII в. и окончательный перелом наметился после 1620 г.; примерно тогда же он произошел и в Северной Европе.

Общие черты этой конъюнктуры свойственны также колониям в Америке (впрочем экономика Бразилии остается процветающей в течение всего XVII в.[111]) и португальским владениям в Индийском и Тихом океанах. Однако в последнем случае властно вмешивается политический фактор: уже с конца XVI в. португальцев сменяют голландцы, которые в течение первых десятилетий XVII в. проявляют бурную и все возрастающую «юношескую» энергию (activités adolescentes).[112] Поэтому неудивительно, что общий перелом в экономической конъюнктуре там значительно запаздывает и вообще трудно уловим.

В итоге своего обзора новейших данных Шоню считает доказанной взаимозависимость движения цен (а вместе с ними и всей торгово-промышленной и колониальной деятельности) во всех главных районах земного шара в XVII в. Само же движение цен было неравномерным: на протяжении 1586–1652 гг, оно прошло через несколько циклов и овладевало отдельными районами в определенной последовательности — сперва в Средиземноморье и испанской Америке, затем в Северной Европе, за которой «довольно парадоксально» следовали Бразилия и страны по Индийскому океану. Шоню особенно подчеркивает этот хронологический разрыв, который раньше не привлекал к себе внимание исследователей.

Объяснение всех этих сложных явлений Шоню считает пока преждевременным. Для этого требуется большая и разносторонняя работа многих историков. Причины, по-видимому, коренятся не в местных, а в общих условиях, и главной причиной автору представляется то, что он называет «географическим изобретением» (invention géographique), т. е. овладение европейцами земным пространством. В XV–XVIII вв. этот процесс играет, по его мнению, ту же роль, что технический прогресс за последние 120 лет. Большое значение имеют также демографический и климатический факторы.

Нетрудно заметить, что в своем построении Шоню начисто абстрагируется от развития капитализма. Если в первой части статьи, т. е. при анализе движения цен, еще можно предположить, что этот процесс подразумевается как явление общеизвестное, то конец статьи, где речь идет уже о причинах, уничтожает последние сомнения. «Скандальная» удача голландцев на Дальнем Востоке, упадок Испании и Италии и т. п. рассматриваются автором вне соотношения этих явлений с основным, стержневым процессом становления и укрепления капиталистического способа производства в одних странах, его пресечения — в других. Кроме того, сам анализ движения цен взят в слишком общей форме и как бы «подогнан» к концепции автора. На деле он представляет собой гораздо более сложную картину. Вызывает сомнение и взаимозависимость движения цен и уровня торгово-промышленной активности. Для Франции XVII в. мы имели случай показать, что периоды низких цен в XVII в. совпадали с подъемом торговли и промышленности, и, наоборот, общеизвестно, что высокие цены в Испании во второй половине XVI в. совпали с резким понижением уровня испанской промышленности. Таких примеров можно было бы привести немало.[113]

Шоню абстрагируется также и от явлений политического порядка. Лишь один раз он привлекает политический фактор — победу голландцев над португальцами на Дальнем Востоке (хотя это не было чисто политическим событием). Война в Европе и ее последствия для колоний не учитываются им совершенно.

В силу этих недостатков статья Шоню имеет чисто формальный характер анализа движения цен вообще, без учета особенностей развития каждой из стран.

Кроме того, данные, извлеченные из критического анализа списков таможенных пошлин, взимавшихся Данией в Зунде, а также из других источников, не подтверждают некоторых важных положений Шоню и других сторонников теории кризиса. В статье Жаннена, на которую мы ссылались выше при анализе теории Хобсбома, крутой поворот к решительному спаду балтийской торговли в целом отнесен к периоду после 1650 г., и, следовательно, между положением в средиземноморских странах, с одной стороны, и в странах Северной Европы — с другой, хронологический разрыв и длительная противоположность были более значительны, чем это изображает Шоню. Жаннен отмечает, что совпадение этих явлений с бесспорной экспансией Англии и Голландии отнюдь неслучайно. Учитывая важную роль, которую балтийская торговля играет в теории кризиса, можно полагать, что материал, использованный Жанненом, не только хронологически смещает начало кризиса. Он свидетельствует и о том, что его причины лежали в другой сфере, чем это полагают сторонники теории кризиса.