Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Наиболее интересный и важный пример представляет собой Франция. Как экономический кризис, так и революция (Фронда) — хотя она не приняла большого размаха — были преодолены монархией, упрочившей свое существование еще на полтора столетия. Правительство применило меркантилистскую политику и поэтому, несмотря на провал «буржуазной» революции (речь идет о Фронде), промышленность, торговля и наука процветали при Кольбере не меньше, чем в Англии, пережившей якобы успешную «буржуазную» революцию. Причина заключалась в том, что кризис во Франции был вызван не формой государственного правления, а злоупотреблениями, которые вполне могли быть устранены правительственными реформами, подготовлявшимися и частично осуществленными еще при Генрихе IV (введение в 1604 г. полетты) и Ришелье (реформа королевского двора). Французское правительство располагало пережившим оздоровительную реформу аппаратом, армией и значительными денежными средствами, поступавшими не от политически активного джентри (как в Англии), а от разрозненного и лишенного всякого представительства (inarti-culate) крестьянства. Надо еще учесть политический гений Ришелье и гибкость Мазарини. Поэтому при ученике Ришелье, Кольбере, государство смогло рационально проводить укреплявшую его меркантилистскую политику.[140]

Иным было положение в Англии. Правительство не имело там такой политической власти, как во Франции и Испании, а налоги падали на влиятельное в графствах и в парламенте джентри. Короли и их ближайшие советники, особенно Карл I и Бекингэм, не имели никаких политических талантов и вместе со всем своим «ренессансным двором» противились любым попыткам реформ, задуманных Солсбери, Фрэнсисом Бэконом, Страффордом, Лодом и другими. Поэтому к 1640 г. английский двор оставался переформированным. Но в экономическом отношении Англия далеко обогнала Испанию. Стюарты вели меркантилистскую политику, покровительствовали промышленности и мореплаванию, обеспечили внешний мир. Они взрастили капитализм, достигший при них невиданного ранее расцвета. К сожалению, его развитие «повлекло за собой разъединение и потребовало жертв» (entailed dislocation, claimed victims); когда разразился политический кризис, ослабевшая структура правительства не смогла выдержать напора мятежных сил, вызванных кризисом.

Характерно, что лидеры Долгого Парламента не собирались изменять экономическую политику Стюартов; они стремились лишь к задуманной еще Солсбери реформе администрации. Монархия сама по себе не являлась препятствием для успешного развития страны. Дело было в королях: если бы Яков I и Карл I обладали умом Елизаветы или пассивностью Людовика XIII, английский старый порядок приспособился бы в XVII в. к новым условиям столь же мирно, как это произошло в Англии в XIX в. Но короли упорно защищали свой «ренессансный двор», и он оказался сокрушенным. Однако удар был нанесен не буржуазной или «меркантилистской» революциями, ибо ни буржуазия, ни меркантилисты не были врагами двора. Победила иная сила — страна (country), т. е. противостоявшее двору неполитическое объединение людей, восставших против излишнего, отяготительного и паразитического, бюрократического аппарата. Но в конечном счете им пришлось уступить место восстановленной старой династии, которая продолжала проводить прежнюю меркантилистскую политику, но не возродила прежних злоупотреблений; «ренессансный двор» в Англии перестал существовать.[141]

Итак, заключает Тревор-Ропер, во всех рассмотренных странах революции представляли собой кризис политических отношений между обществом и государством. Лишь в Испании старый порядок остался неизменным, и это привело к упадку страны. В Голландии, Англии и Франции кризис закончил собой целую эпоху. Он привел к освобождению от груза излишне тяжелой надстройки (a top-heavy superstructure) и возвращению к рациональной меркантилистской политике. «Ренессансные дворы» были настолько роскошны, что могли процветать лишь в эпоху общего подъема; начавшийся упадок их подкосил. В этом смысле экономическая депрессия 1620-х годов не менее важна, чем депрессия 1929 г.: в обоих случаях временный экономический упадок вызвал прочные политические изменения.

Тревор-Ропер подчеркивает, что все правительства понимали, что наступила кризисная обстановка, и все они пытались найти из нее выход. Проведенные в Голландии и Франции реформы способствовали ограничению размаха революций, в Англии же все попытки реформ наткнулись на сопротивление бесталанных Стюартов и безответственного Бёкингэма. Поэтому «шторм свирепствовал там наиболее грозно и унес с собой наиболее косный двор».[142]

Мы уже отмечали, что выдвинутые против теории Тревор-Ропера возражения очень показательны для современной зарубежной историографии.[143] Поэтому прежде чем перейти к ее критике, мы разберем появившиеся в печати ответы на статью Тревор-Ропера.