Французский абсолютизм в первой трети XVII века

Нетрудно заметить, что наиболее уязвимым местом рассмотренной теории является интерпретация фактического материала, доходящая порой до крайних натяжек. Она и вызвала наибольшее число возражений.

Мунье показывает полное расхождение теории Тревор-Ропера с историей Франции первой половины XVII в.[144] Надо подчеркнуть, что пример Франции имеет для Тревор-Ропера особую важность, так как на нем он показывает целесообразность реформ, способных смягчить удар революции и способствовать ее провалу. Указывая на свой приоритет по части концепции также и политического кризиса в Европе в XVII в.,[145] Мунье тем не менее разбивает конструкцию Тревор-Ропера в отношении Фронды.

Народные восстания первой половины XVII в. и Фронда вовсе не были восстаниями против двора и бюрократического аппарата. Собственники должностей, т. е. члены этого аппарата, сами были в числе восставших и играли во Фронде очень важную роль. Сельские сеньоры, королевские чиновники и городские должностные лица толкали крестьян и городской плебс на восстания против правительства. В большинстве случаев расстановка сил во Франции была такова, что «угнетающий», по выражению Тревор-Ропера, государственный аппарат, наоборот, считал себя «угнетенным» и тянул за собой те социальные группы, на которые имел влияние.[146] Следовательно, тезис Тревор-Ропера о восстании страны против двора и аппарата не подтверждается на примере Франции.

Причину возмущения чиновничества Мунье видит в том, что оно было ущемлено правительством в своих материальных и политических интересах. Интенданты отобрали от местных учреждений полноту власти, чиновничество было обложено высокими поборами, жалованье сокращалось. Эти факты тоже противоречат теории Тревор-Ропера.

Французское чиновничество было в социальном отношении неоднородно и материальное его положение было различным. Основная масса (средние и низшие чиновники) жила скромно и не подражала ни старшим собратьям, ни тем более государю. Доходы высшего чиновничества слагались главным образом из поступлений земельной ренты, так как владельцы должностей были вместе с тем и феодальными сеньорами. Их жалованье, а также богатство придворных не могли потрясти государственный бюджет[147] или общество уже в силу того, что в первой половине XVII в. двор поглощал лишь небольшую часть государственных доходов. Наибольшие расходы ложились на армию, т. е. на оплату, снабжение и расквартирование войск. Конечно, можно считать, что расходы на армию и долгие войны есть расточительство пышного двора, но тогда необходимо сперва доказать, что война велась не в интересах нации в целом, что трудно сделать. Итак, и по этим пунктам теория Тревор-Ропера не выдерживает критики.

Расстановка социальных сил в восстаниях 1620–1640 гг. показывает, что они были направлены не против двора и аппарата, а против специальных комиссаров, посланных правительством, причем сами эти комиссары (интенданты) происходили из той же высшей чиновничьей среды. Эту борьбу можно охарактеризовать скорее как столкновение чиновничества с двором, а не как столкновение страны с двором и его бюрократией. Иными словами, тезис Тревор-Ропера о дворе и аппарате как объекте нападения со стороны всей страны на материале Франции Мунье опровергает.[148]

Во Франции наиболее опасные для правительства восстания происходили при самом дворе. Принцы крови и феодальная знать хотели приспособить монархию к своим интересам, придать ей аристократический характер, вернуть Францию к порядкам эпохи Гуго Капета. Провинции тяготились возраставшим подчинением и стремились вернуться к независимости. Борьба знати и провинций с Королевским Советом была борьбой феодальных сил с силами прогресса.[149]

Тезис Тревор-Ропера о меркантилизме как способе приспособления ресурсов страны к тяготам централизации Мунье считает недоказанным.[150] Меркантилизм государственный зародился еще при Людовике XI и с тех пор непрерывно развивался. Лаффема, Ришелье и Кольбер видели в нем средство для упрочения французской гегемонии во внешней политике (что было особенно важно в период экономического упадка) и не связывали его более тесно с задачами внутренней политики.

Революционная попытка (Фронда) не составляет в истории Франции никакого водораздела: как до нее, так и после политические и социальные проблемы остались теми же. Процесс социальных изменений начался лишь в конце XVII в., но он не был связан с событиями середины столетия.[151]

Мунье считает необходимым расширить понятие кризиса и подчеркнуть роль эпидемий, голодовок и т. п. в развертывании экономического упадка, ибо число восстаний росло параллельно росту налогов, нужды, цен. Он указывает также на кризис в области идеологии и культуры, считая его связанным с политическими событиями.