Французское искусство жить не напрягаясь

– Точно. Назовем это синдромом Сирано. Я имею в виду Сирано де Бержерака как персонажа пьесы Ростана. Помнишь сцену, где он хватается за шпагу, чтобы сразиться с тем, кто высмеял его нос? «Я попаду в конце посылки», – грозит он. Его виртуозность позволяет ему и прицелиться, поскольку он объявляет, когда уколет оппонента, и сымпровизировать, так как ему надо его удивить. И он усложняет себе задачу, по ходу сражения сочиняя балладу. Сирано сражается так, будто бой не очень-то его интересует. Именно поэтому он побеждает. Создается впечатление, что он добивается цели, даже не пытаясь. И такое равнодушие к цели – главный секрет всех боевых искусств. Я уже говорил, что прицеливаться – значит допускать вероятность промаха и, следовательно, обрекать себя на неудачу. Когда у нас кружится голова, нам кажется, что мы можем упасть, и из-за этого часто на самом деле падаем. Если целишься слишком долго, выдохнешься раньше, чем нанесешь удар. Сирано не целится – он просто колет шпагой соперников. С первой попытки. Он не пробует, он добивается. Откуда берется эта легкость? Талант, конечно, тоже играет роль, но дело прежде всего в подходе. Сирано совершенно равнодушен к успеху и ничего не боится, поэтому кажется выше всего этого: «…В бой вступать со смертью бесполезно… Но на врага идти, когда в руках успех, достойно труса лишь»[12]. Его знаменитую то ли дерзость, то ли гордость часто ошибочно принимают за браваду неудачника. Конечно, мы, французы, великолепные неудачники, влюбленные в красоту жеста, предпочитающие красиво проигрывать, а не побеждать, крохоборствуя. Но это не тот случай. Сирано побеждает как раз благодаря своей дерзости – потому что успех ему безразличен. И в один прекрасный момент ему удается в одиночку одолеть больше сотни противников. Потому что он – единственный в этой битве, кто не боится погибнуть. Истинный парадокс Сирано, его «синдром», если хочешь, заключается в том, что его мастерство – хоть поэта, хоть фехтовальщика – идет рука об руку с безнадежностью в любви и патологической застенчивостью из-за большого носа, которая не дает ему признаться Роксане в любви. Ему все легко дается – за исключением того, что для него действительно важно. Так что трудности связаны не с самим действием, а с тем, что поставлено на карту. То, что он делает безразлично или, вернее, бесстрашно, ему удается – именно потому, что успех для него не слишком важен. Но как только он зацикливается на цели, думает о ней, стремится к ней, сразу терпит поражение. Такова мораль: Сирано, если хочешь достичь цели, нельзя слишком много о ней думать.

– Хорошо, но как вообще научиться не прицеливаться? Ну, в практическом плане?

– Скатай еще один шарик из бумаги. Если ты уловила суть, то понимаешь, что Сирано боится быть отвергнутым Роксаной. Он, бесстрашный перед лицом смерти, трепещет рядом с женщиной, в которую влюблен. Он наверняка завоевал бы ее, если бы не любил. Можно назвать это синдромом Вальмона. Это полная противоположность синдрому Сирано. Помнишь «Опасные связи»? Вальмон, неисправимый соблазнитель, добивается всех женщин, каких только хочет. И даже каких не хочет – как раз потому, что они на самом деле ему не нужны. Он добивается успеха, пока равнодушен к своим жертвам. Поскольку он не влюблен, ему нечего терять. Вальмон никогда не теряет самообладания, не выглядит неловким или несчастным. Он всегда владеет ситуацией, потому что ничем не рискует. Любовь для него легка при одном условии: если он не любит по-настоящему. Это внушает ему уверенность, которая делает его неотразимым. Как искусный лучник, он отпускает стрелу, только когда она уже попала в цель. Он беспощадный, бесстрашный и бесстыжий Купидон, не отступающий ни перед чем. Счастлив ли он? Вопрос не в этом. Можно сказать, что у него «счастливая рука» – как у рыбака или охотника. Он одерживает одну победу за другой, но не знает, что такое любовь. Или, если точнее, именно потому, что не знает этого… пока не встречает прекрасную, невинную и добродетельную мадам де Турвель. Она полная его противоположность: чиста душой, верна без задней мысли, не способна на фальшь. И он мгновенно поддается ее обаянию – именно потому, что она и не собиралась его соблазнять. Искренность делает ее естественность неотразимой. И для Вальмона это слишком. Конечно, в итоге он добьется своего и влюбит ее в себя, но у роз есть шипы: он и сам в нее влюбится. Это и спасет его, и погубит. Вальмон, неспособный испытывать искренние чувства и отказаться от комфортной жизни беспечного соблазнителя, буквально погибает от боязни любить. Как только Вальмон начинает слишком много думать о цели, он становится похожим на Сирано. А теперь бросай шарик в ведро. Не думай, не целься.

– Черт, промазала. Потому что я снова прицелилась!