Фремлейский приход

Все это время мистрисс Робартс была очень занята, так как на руках у нея были шесть человeк детей, из которых четверо были очень скудно снабжены одеждой и другими дeтскими принадлежностями. И потому, тотчас же послe завтрака, она принялась за свое обычное дeло. Но она двигалась медленнeе обыкновеннаго, она почти не в силах была раздавать приказания прислугe, и грустно смотрeла на детей, которыя тeснились около нея, не понимая в чем дeло. Марк между тeм отправился в свой кабинет, но не принимался за работу. Засунув руки в карманы и прислонившись к камину, он устремил глаза на стол, не глядя ни на что в особенности. Он и не пытался заняться чeм-нибудь. Да и не мудрено: стоит только вспомнить, в чем состоят обычныя занятия священника в его кабинетe! Какова бы вышла проповeдь, сочиненная в подобную минуту? И легко ли было бы ему справляться с священными книгами, отыскивая в них тексты в подтверждение своих доводов? Ему в этом отношении труднeе приходилось чeм женe; она могла хоть чeм-нибудь заняться, а он стоял в бездeйствии, неподвижно глядя на стол и думая про себя что скажут о нем добрые люди!

К счастию, не долго протянулось для него мучительное ожидание: около получаса спустя послe того как он вышел из столовой, к нему постучался лакей — тот самый лакей, с которым он рeшился разстаться при началe своих денежных затруднении, но котораго он потом оставил при себe, получив мeсто в барчестерском капитулe.

— Ваше преподобие, вас спрашивают какие-то два человeка, сказал лакей.

Какие-то два человeка! Марк очень хорошо знал что это за люди, и все-таки не мог совершенно спокойно принять вeсть о их появлении.

— Кто они, Джон? спросил он, не ожидая собственно отвeта, а просто по какой-то безотчетной привычкe.

— Кажется... это белифы, сэр.

— Хорошо, Джон, хорошо. Они, разумeется, могут распоряжаться здeсь как им угодно.

Когда слуга удалился, он остался неподвижен на том же самом мeстe, в том же самом положении. Так он простоял около десяти минут; но онe показались ему цeлою вeчностью. Когда пробило двeнадцать часов, он изумился, что день еще не прошел.

Потом опять послышались шаги у дверей — шаги хорошо ему знакомые, и жена его тихо вошла в комнату. Она близко подошла к нему и положила ему руку на плечо, прежде чeм заговорила:

— Марк, сказала она:— эти люди пришли, они здeсь на дворe.

— Знаю, отвeчал он сурово.

— Не хочешь ли ты видeть их, друг мой?

— Видeть их? Нeт; к чему? Я поневоле должен буду скоро видeть их. Они вeроятно чрез несколько минуть сами будут здeсь.

— Кухарка говорит, что они составляют опись; они теперь в конюшнe.

— Очень хорошо; пусть они дeлают что им угодно; я ничeм не могу пособить им.

— Кухарка говорит, что если хорошенько покормить и угостить их пивом, и если не станут ничего от них скрывать, они будут вести себя очень вeжливо.

— Вeжливо! А нам какое дeло? Пусть они eдят и пьют сколько угодно, пока еще есть в домe чeм, их кормить. Теперь мясник вряд ли станет присылать нам провизию.

— Но вeдь мы ничего не должны мяснику, кромe обычнаго ежемeсячнаго счета.

— Очень хорошо; увидим.

— О Марк! не смотри на меня таким образом! Не отворачивайся от меня! Какое же нам останется утeшение, если мы не будем крeпко держаться друг за друга?

— Утeшение! Господь с тобою, Фанни! Я удивляюсь, что ты еще можешь оставаться в одной комнатe со мной...

— Марк, милый Марк, мой дорогой безцeнный муж, кто же останется тебe вeрен, если не я? Не отворачивайся, не прячься; неужели ты думаешь, что я могу от тебя отступиться?

И она бросилась обнимать его.

Страшная настала для него минута, и страшно она подeйствовала на него. Всe малeйшия события этого тяжкаго утра на вeки врeзались в его память. Он до сих пор так гордился своим положением, так умeл выдвинуться вперед, и держал себя как-то выше всех сосeдних священников. Эта-то черта его характера и привлекла его к знатному великосвeтскому кругу; поэтому-то он и гостил у герцога Омниума, и через это-то получил пребенду в Барчестерe. Но как же ему теперь взглянуть в лицо своим собратьям? Что скажет декан, что скажет семейство Грантли? Как будет издeваться над ним епископ, как мистрисс Проуди и ея дочери станут разсуждать о нем со всяким встрeчным? Как на него взглянет Кролей,— Кролей, которому уже удалось однажды смутить и устыдить его? И тут встал перед, ним строгий образ Кролея. Кролей, с своими полунагими дeтьми, с изнуренною женой, сам изнуренный трудом и нуждой, ни разу не подвергался судебному взысканию. А его собственный курат, Эванс, которому он так величаво покровительствовал, с которым он обращался как с подчиненным,— как Марк вынесет взгляд его, сговариваясь с ним о священных обязанностях на будущее воскресенье?

Жена все еще стояла подлe него и смотрeла ему в лицо. Глядя на нее, он чувствовал невыразимую ненависть к Соверби, виновнику его несчастия. Не он ли, своим безсовeстным обманом, довел его с женою до такого ужаснаго положения!

— Если существует на землe правосудие, он рано или поздно поплатится за это, вырвалось у него наконец совершенно невольно.