Фронтовой дневник (1942–1945)

Кедры – огромны, в несколько обхватов. Под них ребята подкладывают кг. 15–20 толу со взрывателем в одной шашке, а затем посредством других подрывают. После взрыва кедр падает. Шишки гр. по 500 весом собирают. Они еще зеленоваты и смолисты, поэтому их бросают на некоторое время в огонь и после того, как смола обгорит, берут шишку, кладут в тряпку и бьют по ней. Орехи из нее высыпаются. Их до 100 штук в одной шишке. Орехи очень вкусны, хотя еще и не вполне дозрели. Когда же орехи дозреют, то шишка перестает быть смолистой, желтеет и падает на землю сама. Нам однажды рассказывал старик, что он с семьей в урожайный год насобирал столько орехов, что выручил за них 50 тысяч рублей, продавая на железной дороге по 10–15–20 рублей стакан.

18 сентября 1945 г.

Позавчера вечером выбрались из тайги и, проехав около 30 км, прибыли в дубовый лес, на высокую сопку, где раньше располагалась «Кокарда». (Ставка командующего.) В темноте блуждали с машиной между деревьями под дождем, который все усиливался и шелестел по желтым листьям.

Кое-как нашли крытые помещения и там в холоде переночевали на полу. Вообще мы спим на дворе и ищем только прикрытия сверху.

На другой день с утра ребята ушли снимать шлейфы на «Кокарду» – один в 1,5, другой в 2 км. Я отправился искать воду. После долгих поисков я нашел ее км в 1,5 у подножия высокой сопки. Эта вода мучила меня два дня. Чтобы принести ее ведро, надо было затратить час. А воды требовалось не ведро.

Сегодня к обеду работу закончили. Наш шофер возит провода с границы. Нам передали, что в 7 ч. вечера он нас подберет и увезет в хозяйство. И вот мы сидим у дороги, ждем машину. Ребята, скуки ради, стреляют, Сперов режет табак. Солнце спускается все ниже, и мошки кусают все ожесточеннее.

20 сентября 1945 г.

18‑го мы попали только на «Сирень» в Решетниково. Машина возила проволоку, а мы сидели среди поля и ждали, когда же она придет за нами.

Москиты перед зимой особенно злы, и когда стало заходить солнце, они буквально съедали нас. Пока я переобувался, они довели меня чуть ли не до нервного припадка. Говорят, где-то существует казнь москитами. Голову человека привязывают к столбу, и он умирает от разрыва сердца и поражения нервной системы.

Мы вынуждены были разложить костер и спасаться в его дыму. Мы страдали от дыма. Он выедал наши глаза, мы задыхались, но это было лучше, чем москиты.

Вышла луна. Захолодало. Москиты постепенно исчезали, не вынося холода.

Машина пришла за нами в 11 ночи. На «Сирени» мы были в два часа и спали кто где, более или менее благополучно.

Весь день снимали изоляторы с крючьев, грузили проволоку и делали разную работу. Потом я готовил обед из капусты и картошки, вырытой на соседнем огороде, и тыквенную кашу из тыкв, сорванных там же. Консервы и масло нам дал капитан.

Вечером мы хоронили останки Грекова, которые были найдены недавно недалеко от линии в сопках: простреленный пулей череп, обглоданные зверьем кости, остатки обмундирования, сапоги, документы. Греков, по всей вероятности, был убит выстрелом из винтовки сзади. Похоронили его на краю села Решетникова среди нескольких братских могил у подножия сопки. Капитан, а затем я сказали коротенькие прощальные речи.

Нам в дороге не повезло. Еще в Решетникове спустил баллон, затем, не доезжая 10 км до «Антенны», у нас чуть не произошла крупная авария. На одном из задних скатов погнулись шпильки, и чуть не слетело колесо. Хорошо, я заметил это вовремя и остановил машину.

Пришлось разжечь костер и при его свете два часа общими усилиями ремонтировать ЗИС Никитина. У костра мы грелись и доедали мою тыквенную кашу, которая очень понравилась изголодавшемуся старшему лейтенанту Маханькову.

На «Антенну» прибыли часа в два и еле улеглись спать, т. к. не оказалось свободных мест. Некоторым пришлось спать не на нарах, а на грязном полу.

Сегодня мыли помещение, очищали двор и сараи. Я помогал на кухне Сурену. Вечером мылись в бане, где я встретил старшего сержанта Гнедина, с которым мы служили в 100‑м полку. Нам удалось поговорить всего минут 6, а потом он уехал в Хороль, куда его перевели.

Получил письма от Стасевского, Дагаева, Красовского, Юры и Зои – телеграфистки из Камень-Рыболова. Хорошее письмо написал Стасевский. Вспоминая нашу жизнь в 100‑м полку, вспоминая мои литературные чтения, он пишет: «Никогда не забуду Маяковского и доброго человека, открывшего мне его. Запомни это на всю жизнь».

Красовский пишет о трудности работы и жалуется на бедность.

Юра пишет, что думает ехать жить и учиться в Москву.

23 сентября 1945 г.

Сидим на «Антенне». Ребята несут караульную службу и делают то, другое на дворе. Я работаю на кухне. Вчера проводил занятия с коммунистами по истории партии. 25‑го буду заниматься тем же.

Происшествий никаких нет. Сегодня (воскресенье) впервые за войны в части установлен выходной день. И бойцы, и командиры от нечего делать целый день слонялись во дворе и грызли семечки, которые добываются бойцами на соседних огородах в ночное и в дневное время.