Фуэте на Бурсацком спуске

— При чем тут Николай? — Морской, как обычно, все испортил. — Твой жених, Соня, никак не может ускорить дела? На когда, ты говорила, намечена свадьба? На август? Что мешает ее перенести на завтра? Надеюсь, дело не в желании выгулять летнее белое платьишко? Ах, командировка на север до июля… А может, он срочно приедет, сходите в загс и опять разбежитесь? Да перестань ты кидать в меня посудой, это опасно…

«Жених? Жених! — заклокотало в мыслях Николая. — Что за невезение такое. У Ирины муж, у Сони жених… Жених на севере. Хорошо бы, чтоб на Крайнем»…

— Ладно-ладно, есть третий выход, — кричал тем временем Морской, — но он уже требует жертв. От меня. А впрочем, это, видимо, и правда судьба. Нино́, я думаю, пришлось похлопотать, чтоб убедить кого-то в небесной канцелярии устроить уплотнение харьковчанам, чтоб я, наконец, всерьез испугался и понял ее знак.

— Что? — хором переспросили присутствующие.

— Не важно, — отмахнулся Морской. — План такой. Вам нужно заключить договор про наем комнаты каким-нибудь временным учреждением. Для примера мне привели комиссию по празднованию 8 марта на швейной фабрике им. Тинякова. Заседать комиссия начала с января. Задача — придумать и организовать праздничный вечер для трудящихся. Атмосфера секретности не позволяла комиссии заседать на территории фабрики, поэтому фабрика сняла для комиссии комнату в соседнем доме. А дальше — все путем. Домоуправление делает отметку о том, что комната занята и уплотнять жильцов некуда. После восьмого марта комиссия съезжает, а отметка остается. И это не мошенничество, потому что через год или когда там понадобится заседать по поводу следующего праздника, комиссия вернется. Жильцам раздолье — каждый вечер и между подготовками к праздникам комната полностью в их распоряжении… Пойми, Хаим, сломав стену, ты только обозлишь домоуправление. Они начнут придираться к метражу…

— Давай нам эту комиссию! — Дед Хаим опустил молоток.

— Эту — не дам, — мрачно вздохнул Морской. — Эта была для примера, ее уже давно забрали жители, обитающие рядом с фабрикой. Дам другую. — Морской многозначительно посмотрел на Николая. — Наш Николай возглавляет гражданскую следственную группу, которая как раз сейчас ищет помещение под штаб. О подробностях работы я ничего не вправе говорить, но гарантирую, что будет тихо и малолюдно. И Николаю нужно помещение как раз такое, чтобы располагалось рядом с оперным театром и чтобы было не слишком на виду… Я думаю, что Николай прямо сейчас позвонит своему руководителю и договорится взять в наем на время работы группы эту вашу комнату… А я позвоню в редакцию. Сообщу Серафиме Ильиничне, что я согласен. Я долго держался, но жилищный вопрос оказался сильнее.

* * *

— А потом они спросили, кто еще, кроме нас двоих, входит в группу. Товарищ Морской сделал несчастное лицо и говорит, мол, пока никто, но нам точно нужен третий. Кто-то с такой же степенью энтузиазма, как у Николая (ну, у меня то есть, он меня почему-то так по-научному зовет все время «Николай»), но при этом в должной степени осмотрительный, чтобы не мешать делу… Он, конечно, хотел сказать «но при этом умный», но, чтобы меня не обидеть, стал подбирать такие вот формулировочки. Он меня считает круглым дураком. Да я такой и есть, но зато сердце горячее… И потом, я ведь меняюсь, учусь… — Коля, перескакивая с мысли на мысль, путался, но старался максимально подробно пересказать Свете все происшедшее с момента ее ухода от инспектора Горленко. — Впрочем, и не учусь уже. Выгнали.

— Как это «выгнали»? Откуда и за что? — Света, с трудом подстраиваясь под темп шагов своего неожиданного спутника, изо всех сил старалась досконально разобраться в его рассказе, но так уже запыхалась, что почти ничего не соображала.

«Тоже мне, решили прогуляться! — мысленно возмущалась она. — Бежим, словно на пожар!» Но вслух высказать претензию не решалась: решит еще, что Света хилячок, откажет в работе.

— Откуда выгнали? О! Это долгая история! И запутанная. Да и не о том я сейчас, — сокрушенно вздохнул Коля и, конечно, начал рассказывать. — Дело в том, что я не знаю украинский. В школе у нас его не было. Да, должен был быть, но не было. Учителей спросите, я-то тут при чем?

— Учителя тоже ни при чем, — авторитетно заверила Света. — Им учебники не напечатали и программу не спустили. А без учебников и программы работать нельзя. Батько мой лет десять уже с этими бюрократическими проволочками борется.

— Бюрократы — гады зажравшиеся! — поддержал Коля.

— Это все последствия царизма! — поправила Света и принялась пояснять: — Язык столько лет уничтожали, что не так просто его теперь возродить. Батько мой, когда был маленький, и то под репрессии попал. Они с братом жуть какие прогрессивные были, и их чуть из гимназии не выгнали, потому что нашли у них Библию на украинском языке.

— Библию?! — скривился Коля. — Такие прогрессивные, что аж в Библию верили?