Функция: вы

Я замешкался, потому что понял: мы не проверяли задние кресла. Мне оказалось достаточно темноты, мельком отмеченной в зеркале заднего вида, а меж тем салон саннстрана был огромным. Но если бы за нами кто-то был, Ариадна обязательно это заметила бы.

– Ты считаешь, она как-то связана с тем, что происходит? – прошептала Элиза.

– Все зависит от того, что происходит, – ответил я, пытаясь мыслить здраво.

Я верил, что близнецы не знали о билетах и портрете, написанном троицей. С такими нервами многого не скроешь. Но будь дело только в них, и ночь с понедельника на вторник я провел бы, изучая итальянский разговорник. А вместо Бари, провалиться б ему, Минотавр лежал в медикаментозной коме, и жизнь его стала предметом торгов, далеких от оглашения последней ставки.

Я глубоко вздохнул.

– Мы с Ариадной знаем, что дело не только в проекте Обержина или искре. Но чтобы помочь Минотавру, мы должны знать, что происходит. Во что он ввязался? Во что ввязал вас? На какой случай у него должен быть план?

Фиц с Элизой молчали. Их умоляющие лица бередили во мне совесть поколения. Я как будто смотрел на оленят сквозь перекрестие прицела. Я не гордился мыслями, с которыми делал это.

– Хорошо. Спрошу по-другому. Откуда у Минотавра куча денег? Кто такая Р.? Почему она должна забрать вас в…

Я надеялся застать их врасплох. Это было пределом фантазий. А потому, когда близнецы, осознав услышанное, вдруг взвыли, как звери, и зажали уши ладонями, я испуганно отшатнулся.

– Ничего не говори, Иисусе! – вскрикнул Фиц. – Ничего больше не говори!

Элиза зажмурилась, упав на колени:

– Я ничего не слышу, ничего не слышу, ничего не слышу, ничего, ничего, ничего…

Их лица искажал ужас, от которого люди валились замертво. Ввинчивая пальцы в череп, Элиза принялась раскачиваться, как в каком-то шизофреническом обострении.

– Уходи! – в отчаянии завопил Фиц. – Если хочешь спасти его, уходи немедленно! И, что бы ты ни узнал, не дай нам это слышать!

Элиза завалилась на бок.

– Не слышу, не слышу, не слышу!..

Фиц рухнул рядом, припал к ней, пытаясь обнять.

– Иди! – взмолился Фиц. – Уходи! Пожалуйста!

– Но вам же, – прохрипел я, – нужна помощь… Вы…

– Прочь! – Его голос сорвался. – Только он может помочь, а ты… Оставь нас в покое.

Он склонился к Элизе, поцеловал ее в висок, каждую скрюченную фалангу пальцев, пока звериный вой не стих, превратившись в человеческий, и Элиза не отняла ладони от ушей. Придавленная агонией, она лежала и только всхлипывала, пока Фиц, больше не видя меня, разгибал ее локти, гладил волосы, вытирал слезы. Затем он тоже слег, в центре разоренной комнаты – как пес, нашедший тень, чтобы умереть.

Я вышел и закрыл за собой дверь. Постоял, прислушиваясь к коридору. Сделал шаг. Припал к стене.

И только тогда зажал ладонью рот.

* * *

Снова разразился ливень. Он был такой силы, что в сравнении с ним футбольный стадион мог показаться приятным местом для медитации. В саннстране по-прежнему горел фонарик априкота, и сквозь залитое лобовое стекло черты Ариадны искажались, стекая климтовскими сусальными ручьями. Не знаю, сколько времени я стоял и смотрел на это, безразличный к тому, что меня заметят. Но когда она вышла из машины, я не чувствовал ни сырости, ни холода. Вообще уже ничего.

– Узнал?

Я кивнул.

– Все в порядке?

Я посмотрел на нее. Затем снова на саннстран. Я не знал, как сказать Ариадне: нет. Не в порядке. Много лет как нет. Я даже не верил, что оно хоть когда-то было в порядке. Что он вообще нужен, этот порядок. Что порядок подарил бы людям если не счастье, то хотя бы покой.

Я не знал, как рассказать ей, что Минотавр ввязался во что-то ужасное. Что он утянул за собой близнецов, и мои необдуманные попытки узнать правду причинили им огромную боль. Я видел, как что-то сломал. Я сделал это в полном сознании.

Я не знал, как признаться, что мне страшно. От причин, по которым он хотел взять меня в Бари. От дурного, опрокидывающего землю предчувствия, что возвращаться я должен был один. А еще – от осознания, что, если Минотавр сбежит, исчезнет или не проснется во вторник, я тоже не справлюсь. Ни с искрами. Ни с нами. И тогда Ариадна навсегда останется такой.

Поэтому я сказал:

– Все в порядке.

Она помолчала.

– Что теперь?

Темнота в саннстране казалась плотнее кирпича. Это все тонированные стекла, подумал я. Высокие кожаные сиденья. Магия знакомых вещей на привычных местах.

– Если бы в машине кто-то был помимо нас, ты заметила бы?

– Да, – ответила Ариадна. – Но во всем есть исключения.

– Например, если женщина, которой несколько сотен лет, на самом деле не женщина? И даже не что-то живое?

Ариадна внимательно посмотрела на меня. Она, конечно, знала, что я не в норме, но таков был наш безмолвный уговор. Долгая и теперь уж, возможно, бессмысленная прелюдия к знакомству внутренних демонов.

– Например, – ответила она.

– Тогда нет смысла откладывать.

Я подался к саннстрану, обошел его слева и открыл заднюю дверь.

* * *