Отец всегда хотел для меня лучшей жизни. Ему даже удалось определить меня в школу. Я любил учиться и узнавать новое – то был мой единственный способ познать мир. Именно так зародилась моя мечта. В той школе был учитель, я запамятовал его имя, но все называли его мистер Айдахо. Он был высоким, широкоплечим и смуглым. Говорили, в его жилах текла кровь индейцев. Мистер Айдахо рассказывал нам, ораве оборванцев, как реки спускаются с гор, как по пустыням ходят караваны, как дожди льют, не переставая, по нескольку дней. Он говорил о странах, где люди месяцами живут без солнечного света, а небо переливается, словно россыпь самоцветов. И я смотрел на все его глазами, будто и сам побывал там. Потом оказалось, что мистер Айдахо пристрастился к огненной воде и самое дальнее путешествие в своей жизни совершил разве что в Город ветров[12]
. Но восторженному мальчишке хватило и этого, чтобы в сердце зажегся огонек.Мое обучение продолжалось недолго. Соседка, которая приглядывала за Морин, разрешилась двойней, и у нее совсем не осталось сил на чужого ребенка. Я снова осел дома, но все еще жаждал приключений. Я подрядился иногда помогать почтальону, чтобы заработать немного денег, и стал покупать книги. Некоторые я выменивал у соседей, кое-что привозили мне братья. Они не были обучены грамоте, но с удовольствием слушали, как я читаю. Слушала и Морин. Она единственная разделяла мои мечты о дальних странах. Братья посмеивались надо мной, а отец хотел, чтобы я устроился в какую-нибудь контору и вел бухгалтерию.
Зимой сорок восьмого отец тяжело заболел и вскоре скончался. Я в ту пору служил помощником в скобяной лавке: делал расчеты днем, а по ночам жег огарки свечей над своими книгами. По весне же, едва сошел снег, братья отправились в Калифорнию, на поиски золота и лучшей жизни. С ними уехала и Морин. Там она вышла замуж за проныру-южанина, который разбогател на золотых приисках. Чтобы я не грустил без нее и не забывал о своей мечте, сестра прислала мне в дар карту мира. О, я изучил ее вдоль и поперек, представляя себя в каждой точке: будь то север или юг.
А в апреле шестьдесят первого разгорелась гражданская война. К тому времени я скопил неплохое состояние, выкупил скобяную лавку и сам стал в ней хозяином. Карта теперь лежала в моем столе, я редко доставал ее, как и старые книги, – время съедали повседневные хлопоты. Первыми в жерле войны сгинули братья. Следом за ними отправился муж Морин. Она писала мне каждый день, не в силах справиться с горем. Я поддерживал ее как мог, все собирался навестить, но меня не пускали дела.
Бернард на миг прервался и тяжело вздохнул, закрыв глаза.
– Я так и не добрался до Калифорнии, о чем сожалею и по сей день. Морин погибла, не дождавшись меня, не сумела смириться с утратой. Она так и не оставила наследников: всякий раз, когда ей удавалось понести, дитя рождалось мертвым.
Смерть сестры стала последней каплей. В свои тридцать четыре года я так и не нажил семьи. Ощущение одиночества в целом огромном мире заставило меня вновь достать карту. Я не знал, куда хочу отправиться, да это и не имело значения. Я снова услышал зов: голос мистера Айдахо, шум тропических дождей, смех Морин. Мне хотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы заполнить пустоту в душе. Я продал лавку, прихватил карту и взял билет на корабль, плывущий в Европу.
Причалив к испанскому берегу, я стал скитаться – искал то, не знаю что. Однако реальность быстро остудила мой пыл. Деньги испарились, словно их и не было, слабое здоровье вновь подвело меня. Я чувствовал, что время на исходе, а я застрял в начале пути, и совсем было отчаялся, когда судьба послала мне ее, – Бернард сжал руку Сольвейг, отчего она вдруг залилась краской. – Она бежала из Севильи, и я увязался за ней.
Я долго упрашивал ее купить у меня мечту, и она наконец сдалась, когда увидела меня на смертном одре. Мы обосновались в деревеньке неподалеку от Русе, и хоть времени теперь было предостаточно, а все же его не хватило. Она покинула меня, как покидали все, кто когда-то был дорог.
Вновь оставшись один, я перебрался в город. Здесь было нетрудно затеряться в толпе. Когда вокруг слишком много лиц, рано или поздно они сливаются в одно, как и образы, живущие в памяти. Когда-то отец научил меня основам своего мастерства. Я стал подрабатывать на верфи, смотреть, как приходят и уходят корабли, но больше ни разу не слышал тот зов, что заставил меня сесть на один из них и навсегда попрощаться с домом. Это и есть моя история.
Парк замер под куполом ночи. Притихли даже соловьи. Фонарь над головой Даниэля испуганно моргнул. Эта ночь надежно укрыла свои тайны, как и тайну Бернарда – он явно умолчал о чем-то очень важном, о чем-то личном и близком сердцу. Даниэль снова попытался поймать взгляд Сольвейг, но ее внимание предназначалось бледному, усталому человеку, который сидел рядом.
– Мне жаль.
– Ты не могла поступить иначе, я умирал.
– Мне жаль, что я уехала, не попрощавшись.