Фургончик с мороженым доставляет мечту

– А-а-а… понимаю, – он снисходительно усмехнулся и взял у Сольвейг ключи. Замок щелкнул, розовый монстр распахнул объятия.

– Вы не могли бы… ненадолго оставить меня?

– Конечно, я буду неподалеку, – он отошел к другим машинам, сделав вид, что заинтересованно изучает их расстановку.

Забравшись в монстра, Сольвейг огляделась: не было ли поблизости других работяг, и осторожно сняла со стенки карту. Искры-светлячки тут же заполнили салон, а заветная мечта Бернарда – душу. Сольвейг заметила, что рабочий косится на нее, открыв рот, и быстро свернула карту. Сияние померкло, светлячки растворились в воздухе.

Сольвейг выскочила из фургона. Рабочий тут же оказался рядом.

– Что это было? В машине? Там что-то светилось.

– Простите, этого я не могу вам сказать, – Сольвейг попыталась улыбнуться, но напряжение внутри нарастало – нетерпение подгоняло ее. Она боялась передумать. – Вы случайно не знаете, где я могу найти человека? Высокий, худой, угрюмый.

Рабочий почесал в затылке.

– Он американец, – добавила Сольвейг.

– А-а-а, Берни!

– Да-да, Бернард Каннингем.

– А зачем вам Берни?

– Я должна вернуть ему кое-что.

– Он сегодня разгружает баркас, это такая…

– Я знаю, как выглядит баркас.

Рабочий крякнул и махнул рукой:

– Вам туда.

– Спасибо! – бросила Сольвейг уже на бегу. На секунду обернувшись, она увидела, как он заглядывает в фургон в поисках загадочных огоньков.

* * *

Небольшой баркас покачивался на волнах у самого берега. Работа кипела вовсю: бочки, груженные рыбой, кочевали из рук в руки. Улов удался на славу – все они были набиты под завязку, рыбешка на самом верху еще трепыхалась и норовила выскочить обратно в реку.

– Эй, осторожно!

– Не растеряй всю рыбу!

– Лови ее! – грузчики и рыбаки покрикивали друг на друга.

Сольвейг притаилась неподалеку, в тени изогнутого платана. Бернард стоял спиной, и все же она узнала его. Заправленная в брюки грязная рубашка, загорелая шея, за воротник струится пот. Его движения были отработаны годами. Жилистые руки принимали бочку, передавая следующему, опять, опять и опять. Сольвейг ощутила, как к щекам прилила кровь. Она собралась с духом и окликнула бывшего возлюбленного. Бернард обернулся. Из бочки выскочила рыбешка и принялась извиваться на земле, вытаращив глаза: чешуя блестела на солнце, а рот хватал такой непривычный воздух.

Бернард поставил бочку, ловко подхватил рыбешку за скользкий хвост и закинул обратно. Заметив карту в руках Сольвейг, он шепнул что-то товарищу, тот закивал. Бернард направился прямиком к ней. С каждым его шагом сердце билось все сильнее, стремясь выпрыгнуть из груди, как та рыбешка из бочки.

– Что это значит? – спросил он, поравнявшись с Сольвейг. Она взяла Бернарда под локоть, увлекая подальше от зевак.

– После вчерашнего разговора я долго думала о нас.

– Продолжай.

– О том, как поступила с тобой.

Бернард нахмурился.

– И поняла, что я не вправе распоряжаться твоей жизнью и твоей… мечтой, – зажмурившись на краткий миг, она протянула карту Бернарду.

Он невольно отшатнулся, точно от проказы, и побледнел больше обычного.

– Правда?.. – Бернард не мог поверить своим ушам. – Ты отдаешь ее мне?

– Если ты пожелаешь ее взять.

– Я не желал ничего с тех пор, как отдал ее тебе.

Бернард потянулся, его пальцы дрогнули, сомкнувшись на пожелтевшем бумажном уголке. В ту же секунду крохотный голубой огонек загорелся на кончике карты и пополз вверх по руке Бернарда. Добравшись до его груди, огонек замер и вдруг вспыхнул. Сияние охватило Бернарда с головы до ног, казалось, он весь пылает. Сольвейг охнула – никогда прежде она не видела такого волшебства. Но через миг все закончилось: сияние исчезло, словно проникло под кожу, и тут же огонь зажегся в глазах Бернарда. Он вновь предстал перед Сольвейг прежним: таким же болезненным и хилым, но все же как никогда живым. Щеки окрасил румянец, на губах заиграла улыбка. Он порывисто обнял Сольвейг и зашептал:

– Спасибо… Спасибо за все.

– Надеюсь, ты сможешь простить меня, – ответила она, уткнувшись носом Бернарду в плечо.

– У меня было достаточно времени, чтобы сделать это.

Где-то вдалеке призывно загудел пароход. Сольвейг отстранилась.

– Мне пора.

– Куда ты отправишься?

– В Париж, – улыбнулась она. – А ты?

Бернард задумался.

– Сначала в Калифорнию. Я ведь не был на могиле сестры. А после… как знать. Ты вернула мне целый мир, – он бережно прижал карту к груди.

– Будь счастлив, куда бы ни завела тебя судьба.

Сольвейг хотела запомнить его таким: пахнущим солью и свежей рыбой, с загорелым лицом и волосами, развевающимися на ветру.

– Будь счастлива, – Бернард прижался губами к ее лбу. – Твой новый возлюбленный, похоже, неплохой парень.

– Он лишь друг, – возразила Сольвейг.

– Я видел, как он смотрит на тебя, – Бернард усмехнулся, а после добавил совершенно серьезно, заглянув ей в глаза: – Не бойся снова полюбить.

Побережье вновь огласил протяжный гудок.

– Прощай, Бернард.

Не дожидаясь ответа, Сольвейг бросилась на зов. В душе воцарилась невероятная легкость, точно кто-то сломал плотину, освободив поток самой жизни. Сольвейг знала – на этот раз она поступила правильно.

Липовый цвет