Фургончик с мороженым доставляет мечту

Ночной Будапешт не был столь многолюдным, как Русе, но хранил собственный шарм. Город походил на старое фото, картинку, глядя на которую, ты невольно вспоминаешь все легенды и предания, живущие в темных закоулках и на парадных улицах, передаваемые из уст в уста. Старинные здания, тусклый свет фонарей, приветливые и немного печальные лица прохожих, а в вышине, над земной суетой, – яркий серп растущей луны и одинокая звезда, словно знак вопроса, вечной загадки, кружевом окутавшей Будапешт.

– Мы бы не увидели этой красоты, не застрянь мы здесь, фру, – Даниэль описал рукой дугу в подтверждение своих слов.

– Вы читаете мои мысли.

– И вы бы никогда не увидели обезьян, – он усмехнулся.

– Если бы вы узнали об этом раньше, непременно потащили бы меня смотреть на них!

– Это правда. И знаете, что еще? Мы ведь уже добрались до середины пути.

Сердце Сольвейг сжалось. Она не хотела поднимать эту тему, не хотела, чтобы Даниэль затрагивал ее, но все же, набрав в легкие побольше воздуха, задала вопрос, который ужом крутился на языке и так или иначе выскочил бы наружу.

– А что будет потом?..

– Потом?

– После Парижа.

– Ну… – Даниэль замялся и опустил глаза. – Мне предстоит отчитаться в своей компании, в Лондоне, а после… они направят меня куда-то еще.

Он не звал Сольвейг с собой, в Англию, куда-либо, кроме Парижа, и она поняла это только сейчас, ясно и отчетливо. Но почему же тогда он был одержим идеей вернуть ей человеческую жизнь, что бы это ни значило? Мысли, догадки и противоречивые чувства забурлили, точно морская пена. Неужели Сольвейг зря оставила «Фургончик»? Свою прежнюю жизнь? Нет, в этом не было сомнений, она давно устала и ждала лишь ветра, несущего перемены. Но за время путешествия Даниэль стал для нее не только другом и компаньоном, он стал маяком.

Они дошли до отеля в гнетущем молчании. Сольвейг показалось, что тишина облепила ее со всех сторон. Набилась в уши, рот и нос, точно рой мошек в жаркий день, – настолько осязаемой она была. Лишь остановившись у яркой вывески «Мирабелла», Сольвейг заглянула Даниэлю в глаза. Он замер, не отводя взгляда.

– Я…

– Вы могли бы… – заговорили они одновременно, но в этот момент распахнулась дверь и на пороге появилась хозяйка.

– Вы вернулись! Я ужасно рада! Тоска совсем одолела меня!

Дракула кинулся тереться об ее ноги.

– И красавчик с вами! Заходите же скорее! Вам наверняка есть что рассказать.

* * *

Забрав фургон – «Буде как новенький!» – и сердечно поблагодарив мастера, они направились прямиком в Вену. На этот раз за рулем был Даниэль, Сольвейг наотрез отказалась повторять эксперимент. Дорога пустовала, как и вчера: никаких машин, обезьян и велосипедов. Через несколько часов Венгрия наконец осталась позади. Весь путь проделали в молчании – осадок незаконченного разговора тянулся за фургоном шлейфом дорожной пыли.

Даниэль прокручивал все сказанное в голове и тихонько насвистывал под нос, опасаясь сболтнуть лишнего. Ему показалось, что Сольвейг огорчилась, узнав о его планах. Он хотел позвать ее с собой, куда угодно, хоть на край света, но не был готов услышать отказ. Эта женщина, ведьма, Галатея, кем бы она ни была, стала дорога ему. Пожалуй, даже слишком. Даниэль давно не сомневался в собственных чувствах, однако не мог ручаться за чувства Сольвейг. Призрак письма еще маячил перед глазами, хоть строчки начали расплываться бесформенной кляксой.

Пейзаж за окном фургона ничуть не изменился, и, если бы не пограничники, проверяющие документы, можно было бы решить, что границы и вовсе не существовало. Когда блокпост миновал, Даниэль спросил, только чтобы разбить тишину:

– Скажите, фру, ваш паспорт… там ведь должна быть дата рождения. Как вы ездили из страны в страну?

– Довольно забавно, – усмехнулась Сольвейг, – но на это мало кто обращает внимание. А если и обращают, всегда можно списать цифры на ошибку. В самом деле, едва ли кто-то поверит, что тебе четыреста лет. К тому же я научилась неплохо подделывать бумаги.

– Да вы мошенница! – он произнес это нарочито осуждающим тоном. – Что еще вам приходилось подделывать?

– Свидетельство о браке.

– Но зачем?

– Вряд ли одинокая незамужняя девушка может позволить себе купить дом и открыть лавку, – Даниэль сконфуженно промолчал, а Сольвейг продолжила: – Мне часто приходилось притворяться вдовой, но люди плохо учатся на своих ошибках, поэтому в мире достаточно войн, чтобы обеспечить вдовами каждое поколение.

– В этом вы правы, фру.

– Я права почти всегда. Это один из плюсов бессмертия, – она рассмеялась собственным словам.

– А какое оно, ваше бессмертие?

Сольвейг вздохнула и покачала головой.

– Довольно утомительное.

– Вот как?

– Времена меняются слишком стремительно, но человеческая суть остается прежней. Мы все мечтаем об одном и том же. О любви, безопасности, богатстве и славе. «Пока есть в людях чувства и мечты, живет мой стих, а вместе с ним и ты!»[20]

– Откуда такая любовь к Шекспиру?

Сольвейг пожала плечами и лукаво улыбнулась:

– Когда-то мне довелось пожить в Англии. Именно там я познакомилась с Аннет. Вернее, с Аннет Уайтли-Кроу.