Фургончик с мороженым доставляет мечту

Смешать сироп с мороженым особым образом, оставить застывать. Холодильник на кухне Марио действительно отличался от того, что был у Сольвейг в «Фургончике». Едва отправив мороженое внутрь, она отдернула руки, опасаясь отморозить их. Кухня походила на место битвы, каковым и являлась – поглощенные соревнованием повара не замечали учиненного ими беспорядка. Только закончив готовить и опустившись на стул, Сольвейг огляделась.

– Ничего, у меня для этого есть помощники, – Марио, видно подумав о том же, свистнул, и на кухне мигом появилась парочка одетых с иголочки поварят, будто все это время они прятались за жаровней. – Энцо, Марио-младший, живо сюда!

Пока поварята махали тряпками и метлами, Марио сварил кофе.

– Где вы научились так готовить, синьора? – спросил он, протягивая Сольвейг чашку.

От капучино исходил невероятный аромат. Отчего-то он напоминал Сольвейг о непроглядно-черных ночах на ривьере, ливнях, несущих горечь и вместе с тем свежесть, жадных поцелуях и смятых простынях… В Италии кофе был символом страсти, искусством, способным по-настоящему пробуждать не только тело, но и разум.

– Отличный кофе, – Сольвейг зажмурилась, втянув карамельно-ореховую сладость. – В деревушке на юге Франции. Мы с моим спутником как раз направляемся туда.

– Во Франции?! – Марио всплеснул руками, чуть не опрокинув чашку. – Ох, донна мия! Разве французы смыслят хоть что-то в джелато?!

– Человек, который научил меня, проводил много времени здесь, в Италии.

– Это уже другое дело!

Они немного помолчали, прихлебывая кофе.

– А ваш спутник, – Марио загадочно улыбнулся. – Разве он не ваш супруг?

– Мы… мы не женаты. Мы только путешествуем вместе…

– О, не стоит, я понимаю! Мой старший, Энцо, – Марио кивнул на нескладного поваренка, который суетился неподалеку, – я не был женат на его матери. Она умерла, упокой Господь ее душу, но какая же это была любовь.

– Но я и Даниэль не…

– Не обманывайте себя, дитя. Я старый романтик. И шеф. Я точно знаю – если блюдо готово, не стоит лишать себя удовольствия попробовать его.

Сольвейг улыбнулась. В словах Марио была своя правда.

– Кстати о готовых блюдах, – добавил он. – Кажется, пришла пора решить наш спор.

* * *

– Зачем вы втянули меня в это? – Сольвейг шутливо подтолкнула Даниэля локтем.

– Эй, осторожнее, я ведь за рулем! – розовый фургончик пробирался по улицам Вероны к ее сердцу – главной достопримечательности. – Но признайте, вам ведь понравилось! Иначе зачем вообще нужны приключения?

– Понравилось. Но вы видели лицо бедняги Марио?..

– Вы победили в честной борьбе. Он сам признал поражение.

– Справедливости ради, я занимаюсь этим на пару веков дольше, чем он.

– Но ему вовсе не обязательно об этом знать. А эти кичливые итальянцы, особенно Бастор, теперь навсегда запомнят туристку, которая готовит джелато лучше, чем они!

– Вам их совсем не жаль? – Сольвейг наконец расслабилась и даже позволила себе хихикнуть, совсем как девчонка.

– Нисколечко! Я вовсе не хотел, чтобы они так всполошились, но ни секунды не сомневался в вас.

– Что ж, я рада это слышать, – она улыбнулась. – Никогда прежде мне не доводилось участвовать в соревнованиях кулинаров.

– Как знать, – Даниэль улыбнулся в ответ, не отрывая глаз от дороги, – какие еще сюрпризы принесет нам это путешествие.

– Этого-то я и боюсь.

– Неправда, – Даниэль остановил фургончик, но не стал глушить мотор, а после лукаво, будто с вызовом, взглянул на Сольвейг.

– Хорошо, вы раскусили меня.

Они ненадолго оставили фургон. Дракула, который весь день проспал на холодильном ларе, засеменил рядом с Сольвейг. Нырнув под арку, они оказались в святая святых – во дворе дома Джульетты. Вечером здесь почти не было паломников, если не считать одной до ужаса трогательной пожилой пары. С виду они были местными: импозантный синьор в чудной шляпе и его синьора – маленькая, опрятная, с невероятно живым проницательным взглядом. Они прошли мимо Даниэля и Сольвейг держась за руки. Синьора улыбнулась ей и прошептала:

– Знаете, если загадать здесь желание, оно обязательно сбудется.

Сольвейг огляделась. Внимание привлекла стена, на которой висело несколько записок. Подойдя ближе, Сольвейг прочла их: одна выражала благодарность, почерк на другой был неровным и нервным, словно она писалась в отчаянии, третья и вовсе пострадала от слез. Сольвейг кончиками пальцев коснулась клочка английской газеты с чернильными кляксами и тут же отдернула руку – это была чья-то заветная мечта. Люди и вправду доверяли Джульетте самое сокровенное.

Дракула потерся о ноги. Сольвейг оторвалась от созерцания грез и надежд. Даниэль стоял, задрав голову, и с благоговением пялился на легендарный балкон.

– Невероятный культурный феномен, не так ли? – спросил он вслух не то Сольвейг, не то самого себя.

– Культурный? Разве вы не находите это место романтичным?

– Безусловно, – Даниэль наконец перевел на нее взгляд. Его глаза тут же потемнели. – Я никогда раньше не бывал здесь, хоть и всегда мечтал побывать.

– Мечты сбываются.

Он подошел ближе, как тогда, в лабиринте, убрал с ее лица непослушную прядь. Сольвейг затаила дыхание.