Фургончик с мороженым доставляет мечту

Улицы мелькали, сливаясь в одну, как в безумном калейдоскопе. Сольвейг поворачивала руль, вписываясь в повороты точно заправский гонщик. Она и сама не ожидала такой прыти. Какая-то старушка на обочине погрозила вслед фургону клюкой, извергая ругательства не хуже бандитов. С дороги из-под колес отскочили пара кошек и даже одна курица. Несколько раз фургон зацепил бельевые веревки. Сольвейг чуть притормозила, но не желала останавливаться, пока город не остался позади, словно за ней гнались разъяренные аборигены с вилами и факелами.

Лишь за чертой Вероны, там, где начинались виноградники и в воздух с проселочной дороги поднималась пыль, фургон сбавил ход, а вскоре и вовсе затормозил. Сольвейг упала на руль, пытаясь привести в порядок дыхание. Даниэль рассмеялся.

– Ого! Никогда бы не заподозрил вас в таком лихачестве!

– Я спасала вас! – обиженно возразила она. – И кота…

Дракула смотрел на нее без тени благодарности. Шерсть на загривке стояла дыбом, а когти еще цеплялись за кресло.

– И мы весьма вам признательны! – Даниэль взял на себя смелость высказаться за него. – Но позвольте теперь вести мне.

– Черт, мы потеряли холодильник, – Сольвейг осмотрела фургон.

– О, теперь вы еще и ругаетесь! – Даниэль пробрался через «развалины» вещей, выпавших из чемодана, и выглянул наружу, прежде чем закрыть двери. – Зато, похоже, приобрели пару новых порток.

– Да, черт возьми, ругаюсь! Это было… было… – неожиданно для самой себя она расхохоталась.

– Это было невероятное приключение!

– Да уж, иначе не скажешь, – Сольвейг утерла слезы и, подхватив на руки ошалевшего кота, пересела на свое место. Даниэль провел пальцами по рулю, словно успел соскучиться.

– Куда дальше, фру?

Впереди виднелись бесконечные виноградники. Солнце уже скрылось за облаками, и на небе, стремительно набирающем синь, появился абрис луны в окружении звезд. Он висел точно по центру, над сельской дорогой, над упругими лозами, которые тянулись вверх, взбираясь по вбитым в землю кольям, над розовой крышей ничтожно маленького с высоты фургона с едва различимой надписью «Un cornet de glace»[22].

– Куда поведет дорога, – улыбнулась Сольвейг.

– Слушаюсь! – Даниэль нажал на педаль газа.

Неразменная монета

Они остановились на ночлег в крохотном отеле, который, по словам Сольвейг, напомнил ей придорожный трактир из прошлого. Похоже, стены отеля действительно знали лучшие времена: Даниэль мог слышать, как в соседней комнате выравнивается дыхание Сольвейг, пока она погружается в сон, как похрапывает и сучит лапами кот, как под полом скребутся мыши. Драматичные события дня постепенно стирались, истончались, как тлеющая бумага, и на поверхности оставалось лишь одно: упрямый профиль, сосредоточенный взгляд, растрепанные кудри и тонкие пальцы, сжимающие руль. Образ решительный, воинственный. Сольвейг нравилась ему такой. Но лишь одно вонзалось иглой в воспаленный разум, не давая провалиться в царство сна: «Я спасала вас…». Его, простого смертного. Рано или поздно время разлучит их, если только Сольвейг снова не станет человеком. Но что, если это попросту невозможно? Что, если она никогда не была человеком? Что скрывали закрома ее памяти? Какая тайна осталась в прошлом? Ответить на эти вопросы могла только сама Сольвейг. Как и на главный: захочет ли она отправиться дальше вместе с Даниэлем? Ворочаясь с боку на бок, он не заметил, как мысли смешались в потоке и увлекли за собой, сменившись миражами ночных грез.

* * *

Утопающий в зелени город раскинулся на фоне заснеженных вершин, где солнце не могло победить холод даже в разгар лета. О необычном соседстве говорили и сами улицы – дома из белого камня, пирамидальные шпили церквей. Север Италии – строгий и собранный, но окутанный южным шармом, как и вся страна. Лето здесь напоминало скорее раннюю весну – хрустальную, робкую и наивную.

Фургончик въехал в Торино, когда солнце перевалило зенит и спряталось за серой вуалью облаков. Определить наверняка, пойдет ли дождь, не представлялось возможным, однако его легкое предгрозовое дыхание ощущалось во всем. Сольвейг предложила пройтись, и Даниэль не стал возражать. После изнуряющей жары такая погода была настоящим подарком, даже Дракула, лишившийся своей излюбленной «лежанки», был не прочь размять лапы и подставить спину свежему ветерку. Их маленькая процессия шла мимо рынка, и кошачий нос забавно дергался, улавливая изумительные ароматы со всех сторон – голова едва успевала вертеться.

– Мясо, свежее мясо!

– Дичь!

– Птица домашняя!

Убежав вперед, Дракула застыл, точно каменный лев, у лавки с рыбой. Еще влажная чешуя соблазнительно блестела на лотке, а в бочке рядом с прилавком и вовсе плескалось и билось нечто живое. Хозяин, маленький, круглый, и сам похожий на бочонок, подмигнул коту и, пока никто не видел, бросил ему рыбьих потрохов. Дракула принюхался, по-кошачьи скривился, фыркнул и не стал есть, снова уставившись на бочку.

– Простите его, он охотник, – посмеиваясь, извинилась Сольвейг. Она потрепала кота по холке и добавила: – Идем, эту рыбку тебе не поймать.