Фургончик с мороженым доставляет мечту

– Ты уверен? – Сольвейг почесала его за ухом. Большие желтые глаза смотрели на нее спокойно и даже строго. Она вновь достала монету. Солнечный луч коснулся позолоченной поверхности тонким, едва заметным бликом, и вмиг исчез, уступив небо тучам.

– Ну же! Бросай! – подбодрил Массимо.

Сольвейг опять посмотрела на Даниэля. Он был уверен – их мысли совпадали, и все же нерешительно кивнул.

Со скромным «бульк» и чуть слышным в трепетной предгрозовой тишине «дзинь» монета, мечта о несметных богатствах, опустилась на дно фонтана.

* * *

Сольвейг не понимала, что именно чувствует. После того, как она решилась на эту поездку, после всех приключений, теперь, когда она наконец ощутила вкус к жизни, когда у нее появилась надежда, крохотный дрожащий огонек, душу снова заполнила пустота. Мутные воды, в которых бесследно исчез даже плавник неуловимой рыбы.

Она мерила шагами комнату в скромной, но очень опрятной гостинице на окраине Торино. Из окна открывался чарующий вид на Альпы. Им не было дела до людских проблем, все казалось столь жалким и незначительным по сравнению с ними. Но только не здесь, не сейчас, не для Сольвейг. Внутри у нее собиралась лавина, готовая обрушиться вслед за любым, случайно отколовшимся камушком. Дракула следил за хозяйкой с подоконника, помахивая хвостом. Даниэль сидел на краю кровати, накрыв голову руками, словно это его будущее висело на волоске.

– Это так эгоистично со стороны Массимо, – нарушил он молчание, прерываемое лишь стуком каблуков Сольвейг.

– Разве? – она остановилась, сложила руки на груди и уставилась на Даниэля.

– А разве нет? – он ответил на ее взгляд.

– Мне не до загадок. Говорите как есть.

– Почему он не мог уступить вам?

– Он же сказал, что любит такую жизнь.

– Вы защищаете его?!

– Я защищаю его интересы, потому что в этом и был смысл!

– Какой?

– Вечная жизнь, вот какой. Я предлагала им вечную жизнь в обмен на мечты. И Массимо вполне доволен своей!

За окном все-таки разразился ливень. Несколько капель, упав из-под козырька, с шипением разбились о подоконник. Дракула ответил им тем же, выгнув спину и недовольно покидая насиженное местечко. На несколько секунд в комнату вернулась тишина.

– А вы? Вы довольны своей жизнью, фру? – это был выстрел в упор.

– Очевидно, раз я когда-то выбрала ее.

– Выбрали? Или все сложилось само собой?

– Я не знаю! – Сольвейг всплеснула руками. – Не знаю, что произошло!

– А хотели бы узнать?

– Зачем?

– Например, чтобы снова стать человеком?

– Кто сказал вам, что я этого хочу?!

– Разве нет?..

Дождь окончательно разошелся и, кажется, не собирался останавливаться, пока Торино не превратится во вторую Венецию, и тогда выбраться из города на фургоне окажется невозможно. Идея остаться здесь, в этой крошечной комнатке, в этой гостинице у подножия Альп, виделась Сольвейг заманчивой. Ей не придется ничего решать, не придется отвечать на вопросы. Она просто свернется клубочком рядом с котом, закутается в одеяло и застынет, превратившись в камень, сталагмит на дне пещеры собственных воспоминаний.

– Это ведь была ваша идея. Ваша… – сказала она внезапно севшим голосом. – Разве это не было эгоистично?

– Моя?! – теперь вспыхнул Даниэль. – Вы не хотели этого?!

– Я не знаю! Моя жизнь была простой и понятной до этого путешествия, до того, как в ней появились…

– Появился я? – он подскочил на ноги и в два счета оказался рядом.

Сольвейг гордо вскинула голову, глядя ему в глаза.

– Может и так, – ответила она. – Зачем вам это?

– Я думал, что спасаю вас.

– Зачем вам спасать меня?!

Вместо ответа Даниэль притянул ее к себе и поцеловал. Это длилось всего секунду, Сольвейг не успела понять, что происходит, но, когда поняла, он уже отстранился. Его дыхание стало рваным и учащенным, словно он спасся из бурного потока, вынырнув на поверхность.

– Я уже говорила вам, что меня не нужно спасать, – она сама не поверила, что произнесла это вслух. Слова были чужими и холодными, будто кубики льда на языке.

– К черту все! – Даниэль высвободил ее из объятий, отчего тут же стало зябко, развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Сольвейг осталась одна, не считая кота, но, похоже, и тот осуждал ее: Дракула сидел поодаль и смотрел с такой выразительной укоризной, будто в действительности был человеком, по ошибке запертым в кошачьем теле.

Сольвейг обессиленно рухнула на кровать, чувствуя, как по щекам текут слезы. Ужасное клише, глупость, детская причуда – плакать вместе с дождем, и все же слезы лились, принося облегчение душе. Сольвейг была напугана в равной степени переменами и их невозможностью, но больше прочего – теми чувствами, которые пробудил в ней этот мужчина. Она не знала, намеревалась ли оттолкнуть его или за нее решал страх, но ясно понимала одно – Даниэль был прав. Она хотела стать человеком. Ради него. Ради самой себя и того будущего, которое простиралось далеко за пределы Парижа. Будущего, в котором был Даниэль… и кот.