Фургончик с мороженым доставляет мечту

Я страстно желал обучиться науке чтения карты звездного неба, но, не имея за душой ни гроша, мог полагаться лишь на свои глаза. Я выучил все созвездия, какие были видны, дал им названия и назвал себя звездочетом. Когда я впервые увидел звездопад, я словно лишился рассудка, – Тодор усмехнулся, он и сам понимал, насколько это близко к правде. – Ночное небо, стрекотание сверчков, запах моря. В тот миг я действительно ощутил вечность. А утром я нашел в траве это кольцо. Никто не знал, как оно очутилось у нас в огороде. Может, его обронила какая-то дама, одна из тех, что покупали овощи у моей матери, но для меня, девятилетнего мальчишки, это было чудом. Тогда я решил, что одна из звезд свалилась прямиком мне под ноги. Хозяйка кольца так и не объявилась, и мать разрешила оставить его.

Так у меня появилась мечта – увидеть самый прекрасный звездопад из всех. Повзрослев, я стал путешествовать. Нанимался сезонным рабочим то тут, то там, я следовал за звездным небом, оно вело меня. И всякий раз, как мне удавалось повстречать это чудо, я снова чувствовал себя бессмертным. Мне стало казаться, что одной жизни не хватит, чтобы впитать в себя всю красоту этого мира… А после я встретил… – Тодор кивком указал на Сольвейг. Ее сердце болезненно сжалось.

– Я не должна была забирать у тебя мечту…

– Ты была права, я отдал ее сам, – он улыбнулся печально и отрешенно. – И только побывав на краю бездны отчаяния, я понял, как много значила для меня эта мечта.

Тодор подошел к Аннет и, взяв ее руки в свои, опустился на колени. Он протянул ей кольцо.

– Самая прекрасная звезда сама нашла меня, – она затаила дыхание и покраснела, как не краснела ни разу в обществе знатных господ. – Останешься ли ты со мной, пока небо не рухнет на нас?

Сольвейг застыла, боясь нарушить магию момента. Аннет взглянула на нее, словно бы повторяя: «Все было не зря».

– Даже если рухнет, – наконец сказала она, обращаясь к Тодору, – я все равно останусь с тобой.

– Тогда прими это кольцо… эту мечту, в знак моей привязанности, – он надел кольцо на палец Аннет. Оно село как влитое, как если бы она сама обронила его тогда.

* * *

Утро едва посеребрило тихие воды Орба, но день уже обещал быть жарким. Проснувшись раньше всех, Сольвейг спустилась на берег. Солнечные лучи плавали в реке точно крохотные золотые рыбки. Ей вновь пригрезился неуловимый плавник: безумная ночь, как и это безумное путешествие, подходила к концу. Впереди маячил желанный и в то же время неотвратимый Париж.

– О чем ты задумалась?

От неожиданности Сольвейг вздрогнула. Из-за ее спины, потягиваясь, вышел Тодор.

– Тебе тоже не спится?

– Я сидел здесь всю ночь, – он махнул рукой в сторону моста. – Не смог устоять. Я соскучился по звездам.

– А как же Аннет?

– Она ужасно устала. Но ничего, скоро будет прекрасный звездопад, и я покажу ей свою мечту.

– Все случилось так быстро…

– Когда она привезла письмо, я не поверил ей, но отправился следом. Знаешь, я просто не мог отпустить ее. Оказалось, достаточно двух минут, чтобы понять, с кем ты хочешь провести вечность.

Сольвейг знала. Знала, как никто другой, знала с самого начала, с той минуты, когда кудрявая голова показалась в разбитом окне «Фургончика». Знала, но не желала признавать.

– Ну а ты? – спросил Тодор, будто прочел ее мысли. – Нашла свою мечту?

Солнечные зайчики на поверхности реки гонялись друг за дружкой. По старому мосту, скрипя и пошатываясь, проехала конная повозка. Возничий бросил в воду камушек, и он тут же ушел на дно, оставив после себя круги и веер брызг.

– Да, – сказала Сольвейг, щурясь от набирающего силу света. – Я хочу увидеть Париж.

Звездопад

Тодор и Аннет остались в Безье, дожидаться Ферии – главного местного праздника, когда на четыре дня и четыре ночи весь город превращался в карнавал. Похоже, Аннет действительно была счастлива: Сольвейг никогда не видела ее такой легкой и вдохновленной. Прощаясь на берегу реки Орб, они условились писать друг другу, по крайней мере пока смерть не ослабит руку и не иссушит чернила.

Старая молочная ферма, где Сольвейг провела несколько чудесных лет, к ее огорчению, давно разорилась, зато на этом месте вырос магазинчик, где по-прежнему продавали изумительное мороженое, которое понравилось даже взыскательному Даниэлю: «Почти так же хорошо, как у вас». Она и сама не отказалась от порции: занимаясь приготовлением мороженого последние пятьдесят лет, Сольвейг почти позабыла его ценность. Желанная прохлада и сливочный вкус – вкус самой жизни, когда можно не спеша наслаждаться минутами, украденными у повседневных забот.

Солнце еще говорило о лете, но ветер уже нашептывал сказки осени, и Прованс был несомненно лучшим местом для встречи с ней. Сольвейг могла бы остаться здесь на сотню, а то и пару сотен лет, но элегантный и пестрый Париж прельщал ее не меньше, чем неспешное созерцание смены времен года на берегу Средиземного моря. Сольвейг хотела всего и сразу, даже если ценой этому был мнимый душевный покой.