Гадюка на бархате (СИ)

— Сочувствую вашему горю. Но и продолжаю настаивать на том, что эта война должна быть цивилизованной.

— Я живу на этом свете уже вторую сотню лет и ни одной такой пока не видел.

— Значит, эта должна стать первой!.. И не вздумайте пересказывать свои байки её величеству, вы поняли меня, Моргнер? — собеседник смотрел на чародея с очень недобрым прищуром, но того, похоже, это ничуть не испугало.

— Я и не собирался беспокоить императрицу, ваше высочество.

— Очень хорошо, тогда я смело могу вас покинуть, — с облегчением закончил неприятный, но необходимый разговор Альбрехт.

Как он и предполагал в тот самый день, когда Гиены появились у ворот Соснового Утёса, новообретённое подразделение магов стало для него не только предметом гордости, но и немалой головной болью. Теперь Альбрехт надеялся только, что Ислейв всё же сумеет утихомирить своих подчинённых. Иначе их выходки вполне могли поставить под угрозу репутацию всей с таким трудом собранной армии противников узурпатора. И тогда нечего будет и думать о выгодном союзе с Эррейнами.

***

Несмотря на то, что холодный восточный ветер всё усиливался, а небо заволокли низкие серые тучи, Гретхен не спешила прерывать прогулку по широкой замковой стене. Душный воздух сильно натопленных покоев доводил её до тошноты, а стоило загасить огонь в камине, как сквозняки очень быстро выстужали спальню.

Снаружи, укутанная в длинный шерстяной плащ с капюшоном, отороченным мехом чернобурой лисицы, Гретхен чувствовала себя куда лучше. К тому же, место для прогулки она выбрала не случайно — отсюда открывался отличный вид на въезд в замок. Гретхен совершенно не хотелось признаваться себе в этом, но услышав от одной из оставшихся в Сосновом Утёсе чародеек о Малахитовых Гиенах, которые должны были сегодня возвратиться из рейда, она постаралась выкроить время, чтобы первой увидеть, как они въезжают в ворота. И первой узнать, что Ислейв Ньял жив и цел.

Она молилась за него каждый раз, когда он отправлялся во главе своих отрядов, чтобы уничтожать войска узурпатора, их провиант и лошадей. А ещё — привносить смятение в присягнувшие Карлу поселения и городки, трепетавшие от страха, стоило только упомянуть «Малахитовое Пламя».

Знала, что молиться за колдуна и язычника — странно, если не преступно. И всё-таки продолжала каждый день с жаром шептать знакомые слова. Как-то Гретхен спросила у замкового священника о чародеях и том, все ли из них неугодны Троим или же у наделённых магией тоже есть надежда на спасение. Но у робкого бесцветного паренька, видимо, не хватило ни ума, ни смелости, чтобы внятно ответить на её вопрос. Он только бормотал что-то пространное и полубессвязное, невпопад сдабривая свою речь цитатами из Священного Писания.

В глубине души Гретхен понимала, что ей стоило бы пожалеть бедного провинциала, который никогда прежде не общался со столь знатными особами и теперь отчаянно боялся сказать что-нибудь не то. Но сама при этом скорее испытывала гнев, чем сочувствие — этот лепечущий недоумок начинал казаться ей настоящим оскорблением воли Троих. Гретхен с трудом подавила в себе желание пожаловаться на него хозяину замка, да и то, скорее потому что не хотела лишний раз общаться с Бернхардом, чем из милосердия. И просто выбросила из головы бестолкового священнослужителя, продолжая почти ежедневно просить Двоих и Создателя даровать своё заступничество Ислейву и его людям.

Теперь она подумала, что, наверное, её молитвы имели какую-то силу. Снизу послышались громкие возгласы и шум отпираемых ворот. Прильнув к стенному парапету и вздрагивая от порывов ледяного ветра, Гретхен наблюдала за тем, как во внутренний двор один за другим въезжали всадники.

Вечер уже наступил, и в такую хмурую погоду темнело быстро, но внизу слуги зажигали один за другим факелы. В отсветах пламени можно было ясно разглядеть возвратившихся Гиен. Гретхен хорошо помнила первое появление в замке оборванных подростков. И сейчас не могла не видеть, как же стремительно менялись на медленно разгоравшейся войне юные чародеи.

Многие из них не изменили серым мундирам. Вот только обычную форму имперских Светлых магов с трудом можно было узнать под украшавшим её золотым и серебряным шитьём, лентами и кружевом. А кое у кого — и Трое знают где добытыми драгоценными камнями, служившими теперь пуговицами или попросту элементом отделки. Другие и вовсе от формы отказались, вырядившись в меха, кожу и бархат — в самых причудливых сочетаниях этих материалов.

Так что немногочисленные чародеи Ковена в своих дорогих одеждах выглядели на фоне молодёжи неожиданно скромно. Да и вели себя куда сдержанней, не то что выходцы из Академии, в ответ на возглас черноволосой полноватой девицы: «Гиены!!!» — разразившиеся дружным визгливым хохотом, который сделал бы честь и их четвероногим тёзкам.

Вопли заставили Гретхен болезненно скривиться, но от парапета она не отступила. И наконец-то выискала взглядом того, ради кого сюда пришла.