Гадюка на бархате (СИ)

Гретхен же только сейчас заметила, что левая рука Стефана покоится на перевязи, на которой виднелись подсохшие бурые пятна. Чуть покачнувшись, Гретхен обессилено опустилась в кресло. Ей сделалось дурно при мысли о том, что Стефан явно успел побывать в сражении. Он, наверняка, вёл себя там так же безрассудно смело, как и Альбрехт в своё время.

Перепалка между братьями продолжала разгораться, и их люди теснее придвинулись к своим господам, обнажив мечи. Стефан настаивал на том, что Бернхард вёл себя по отношению к императрице абсолютно неподобающе и требовал от него немедленных извинений. Бернхард же увещевал «щенка», настойчиво рекомендуя ему «знать своё место» и «не лезть во взрослые дела, пока не подрастёт».

А та, что оказалась предметом их спора, чувствовала, что у неё начинает раскалываться голова от криков и духоты в комнате, сделавшейся вдруг очень тесной из-за заполнивших её мужчин в доспехах.

«Только бы не упасть в обморок, это будет слишком на руку Бернхарду, который привык прикрываться моим плохим самочувствием», — думала Гретхен, борясь с подступающей к горлу тошнотой.

— Раз ты не способен обходиться с императрицей достойно, значит ей нечего делать в твоём доме! — вдруг выкрикнул Стефан, потрясая мечом, который так и не убрал в ножны. — Я увезу её в Ивовый Берег!..

Не желая угодить под случайный удар клинка, Бернхард отступил в сторону.

— Не смеши меня, — хмыкнул он. — Я не позволю тащить её величество в твою жалкую развалюху, которую и замком-то стыдно назвать.

— Не позволишь?!.. Что, тоже станешь держать меня взаперти?.. Можешь на это не рассчитывать. К счастью, я — мужчина, и могу за себя постоять. Не думаю, что ты способен на братоубийство!..

— Её величество сама с тобой не поедет, сопляк!

— Неужели?!

— Хватит!.. — Гретхен поднялась с кресла и звонко хлопнула в ладоши, этим всё же сумев привлечь внимание спорщиков. — Стефан, я еду с тобой, раз уж в этом замке мне не оказали должного уважения. Бернхард… Убирайтесь, немедленно! Сей же час — вон из моих покоев!.. Пришлите служанок, чтобы они собрали мои вещи в дорогу. И только попробуйте помешать мне покинуть Сосновый Утёс!.. В таком случае, вам придётся пойти и на братоубийство, и на убийство своей законной императрицы. А этого вам ваши любезные союзники уж точно не простят!

***

Альбрехт совсем потерял счёт времени. Пока пленника везли в крытой повозке всё дальше и дальше от Ольховой Лощины, его продолжали то и дело опаивать сонным зельем. Так что целые куски пути выпадали из его памяти. А просыпаясь, он всё равно оставался словно бы в полудрёме, не успевая полностью отойти от действия снадобья до того, как получал новую порцию.

В очередной раз очнулся он уже не в повозке и словно бы заново пережил те ощущения, которые испытывал перед хорошо врезавшимся ему в память визитом предателя Леманна. Правда, теперь уже совсем не болела рана на ноге, залеченная ехавшим с отрядом пленителей чародеем. Да и лежал Альбрехт не на полу, среди охапок соломы, а на привинченной к стене койке.

Немного придя в себя — голова всё ещё оставалась мутной от зелья — Альбрехт осмотрелся.

Очутился он сейчас в относительно просторной камере с каменными стенами. Обставлена она была очень скупо — кроме койки здесь имелся лишь грубо сколоченный табурет. Частая металлическая решётка отгораживала её от коридора, освещённого подвешенными на стенах факелами… Всё это слишком сильно напоминало Альбрехту подземные помещения эрбургской тюрьмы, чтобы его не начали мучить подозрения.

Стражники, появившиеся спустя некоторое время с едой для пленника, охотно рассказали Альбрехту, что тот и впрямь оказался в столице. Но на другие его вопросы отвечать не стали. И гнев консорта, обещавшего обрушить на их головы все мыслимые кары, стражников не впечатлил.

Он был поражён подобной наглостью и произволом. Раньше Альбрехту и в голову не приходило, что его, столь высокопоставленное лицо, могут держать в тюрьме тайно и безо всякого суда. Но, с другой стороны, поразмыслив, он решил, что если и стоило от кого-то ожидать подобной выходки — то это, безусловно, была императрица Луиза. Она уже успела показать и своё безрассудство, и удивительную беспринципность.

А через пару протянувшихся для него мучительно медленно дней Альбрехт увиделся с виновницей своих бед лично.

Она появилась в тюремном подземелье, когда пленник уже собирался ложиться спать. Уверенным шагом приблизилась к его камере и резким взмахом чёрного кружевного веера приказала уходить сопровождавшим её стражникам. Рядом с императрицей остался лишь Леманн, которого Альбрехт наградил ненавидящим взглядом.

— Вот мы и встретились, мой дорогой, — нараспев произнесла Луиза. — А ведь это могло произойти совсем по-другому!..