Гадюка на бархате (СИ)

Штайн почти посочувствовал тому. Тюремщика, всего лишь выполнявшего приказы начальства, сложно было назвать опасным преступником. Но арестован за пособничество тёмному колдовству он всё равно будет. Церковь Троих милосердна, но не слаба и беззуба. И каждый, кто соприкоснулся с чёрной магией, не избегнет её кары… Разве что — окажется невероятно ловок и удачлив.

Штайн вновь подумал о том, что тело мидландской императрицы, теперь уже официально обвинённой в сговоре с Мейер и участии в призыве демона, так и не нашли. Впрочем, как и тело Карла Вельфа. Та дрянь, которую использовала Осорио, полыхала почище зеннавийского огня и выжгла изрядную часть императорского дворца до пушистого пепла меж обугленных остатков стен.

Но что если императрице Луизе всё же каким-нибудь дьявольским чудом удалось ускользнуть из пламени, а в её чреве действительно рос ребёнок, чьему зачатию поспособствовало создание Бездны?.. Случись так, это точно могло стать в будущем немалой головной болью и для Тирры, и для Мидланда.

Пока Штайн мог лишь объявить тайный розыск возможной беглянки. И сам — заняться прочими безотлагательными делами, которых у главы мидландских Гончих скопилось ужасающее количество.

— Проследите за отправкой его высочества в Чёрную Крепость, — приказал он паре своих офицеров, застывших у входа в камеру. — В любом случае, мы пока не знаем, как на него повлияло участие в тёмном ритуале и насколько он безопасен для окружающих.

***

Знамёна — голубое с белым львом и синее с чёрным барсом — очень красиво смотрелись рядом. Пусть даже фоном для них служила всего лишь унылая весенняя равнина, землю которой, взрыхлённую множеством лошадиных копыт, разнообразили лишь пятна грязного полурастаявшего снега.

Глядя на яркие полотнища шёлка, гордо реявшие на ветру, Лавиния вновь задумалась о том, как всё же странно было вновь оказаться в имперских землях. Уже не таясь, а гордо проезжая во главе послушного войска и понимая, что вскоре она станет одной из тех, кто решит судьбу огромного государства. И, возможно, наконец-то закончит раздиравшую его войну.

Ту, до которой Лавинии не было не малейшего дела. И в которую она всё-таки ввязалась, надеясь отомстить за брата и спасти возлюбленного. Чтобы вскоре узнать, что Габриэль уже отомщён: не то усилиями какой-то безумной чародейки, сжёгшей императорский дворец, не то и вовсе — волей Троих, сполна обрушившей возмездие на головы его убийц. И продолжить ночами искусывать в кровь губы и расчёсывать до крови собственные запястья, мучаясь сомнениями о судьбе Рихо.

Но сейчас, пока Лавиния, гордо вскинув голову, шла по грязному полю — навстречу своему новому союзнику — на её лице не отражалось и тени печали или боли. Что Белая Львица успела освоить в совершенстве — так это умение скрывать собственные слабости.

Стефан Кертиц, ожидавший её, стоя на вершине невысокого холма и окружённый своими ближайшими соратниками-северянами — суровыми, в основном, немолодыми мужчинами в неброских тёмных одеждах, показался Лавинии выглядевшим старше своих лет. А, кроме того — весьма привлекательным юношей. В его манере держаться чувствовалась привычка повелевать, но не было излишнего высокомерия. Белая Львица подумала, что такой человек, возможно, и впрямь сумеет принести пользу империи, пострадавшей от неумелого правления покойного императора Карла и краткой, но разрушительной внутренней распри.

Хотя от глаз Лавинии не укрылось и то, как, едва посмотрев на Стефана, Диего, стоявший чуть в стороне от неё, нахмурился и что-то шепнул Ксантосу. Тот, быстро кивнув в ответ, тут же скользнул поближе к сестре. И застыл прямо у неё за спиной, не обратив никакого внимания на недовольный взгляд, которым наградил его Гверн.

В остальном же встреча прошла на удивление мирно и приятно, пусть она и была скорее данью вежливости — конкретные условия союза предстояло обговорить завтра. Даже горгульи, привычно державшиеся подле своей хозяйки, не пытались забавы ради напугать кого-то из свиты Стефана. За это Лавиния оказалась ставшим весьма своевольными тварям искренне благодарна. И вечером надеялась просто спокойно отдохнуть в одиночестве. Благо Гверн сегодня не требовал, чтобы она уделила ему внимание.

Вот только в своём шатре Лавиния обнаружила письмо от отца, присланное с магическим вестником. Читая послание, она подумала, что совсем недавно бы точно расплакалась, получив подобные известия. Или от облегчения, или же — от новой тревоги за того, кого и так отчаянно боялась потерять.

Отец писал ей, что Гончие арестовали фиорского епископа. Лавелло, видимо, совсем обезумел не то от зависти к Фиеннам, не то — от неудовлетворенных амбиций. Во всяком случае, он не постеснялся связаться с Несущими Истину. Подговорил их убить Адриана с семьёй прямо во время богослужения в кафедральном соборе.