— Почему?.. Почему они все просто не оставят нас в покое? — через пару минут спросила Лавиния, поднимая заплаканное лицо. — Все эти дворяне, Лига… Они так нас ненавидят! Винченцо… у него ведь было всё, он мог вместе с отцом править Эллианой. И я, я его не любила, но была хорошей женой, правда, хорошей! А он отправил моего брата и моего… и Рихо на жуткую смерть! Почему, почему?! Габриэль, Рихо… они ведь даже почти не участвовали в делах нашей семьи! Они просто хотели служить Церкви, избавлять мир от зла! А теперь Габриэль… — она вновь зашлась в рыданиях.
— Тише-тише, пожалуйста, прекрати, милая, — Тиберий гладил Лавинию по голове, не слишком-то понимая, как ему унять охватившую сестру истерику. — Не могу видеть, как ты плачешь. Ты ведь теперь снова вдова, верно?.. Но этот повод уж точно не стоит слёз! И, я уверен, ты найдёшь на Хрустальных островах способ избавить Габриэля от проклятия… «Не отступая», помнишь? Мы — Фиенны, а все наши враги — уже всё равно что мертвецы.
— Этот девиз, — ответила Лавиния, всхлипывая, — придумал какой-то упрямый идиот.
— Нет, думаю, это просто был человек, который умел добиваться своего. А тебе сейчас нужно переодеться и поспать. Пойдём, я отведу тебя в твои покои.
Он, и вправду, довёл её до спальни, вот только Лавиния устала так, что заснула одетой на роскошной кровати, застланной покрывалом из бирюзовой с серебром парчи. А Тиберий не позволил прибежавшим служанкам тревожить сон сестры и, лишь убедившись, что отдыху Лавинии никто не помешает, вышел из комнаты.
— Какой же ты всё-таки дурак, Габриэль, — пробормотал себе под нос наследник дома Фиеннов, тихо затворив дверь в спальню.
========== Глава 14. Благие намерения ==========
Летний вечер опускался на имперскую столицу. Несмотря на жаркую погоду, все окна в кабинете генерала Ритберга были плотно закрыты — никому из тех, кто вёл в небольшой комнате беседу, не хотелось бы, чтобы их слова достигли ушей охранявших дом снаружи людей из Грифоньей стражи. Но вот между собой присутствующие были вполне откровенны.
— Вас не было вчера на центральной площади, — продолжая свою мысль и обращаясь к Ритбергу, сказал Маркус Неллер, стоявший перед его письменным столом, заложив руки за спину. — А я был и видел, как там казнили невинных людей — целительницу, которая просто в силу природы своей магии не могла причинять вред людям, и ректора Хааса, который всему Эрбургу был известен как глубоко порядочный человек. И я не понимаю, почему имея силы и возможности прекратить это беззаконие, должен оставаться в стороне.
— В вас говорит южная нетерпеливость, — в наступившей после слов молодого генерала тишине голос Эрнста Ритберга прозвучал весомо и бескомпромиссно, словно приговор. — Подумайте, неужели честь позволяет вам стать тем, кто начнёт гражданскую войну? К тому же, вы присягали на верность императору Карлу.
— Но вы-то ему не присягали, — парировал Маркус. — А моя честь давно уже похоронена, и новый император сам воздвиг надгробие над её могилой.
Сидевший до этого в углу комнаты молча, Георг Бренн насмешливо хмыкнул в ответ на эту фразу — его всегда забавляла страсть друга к излишнему пафосу в речах.
— Вы ведь были дружны с его высочеством Альбрехтом, — продолжал Маркус, ничуть не смущённый такой реакцией. — Неужели вы верите во всю эту чушь — что он поклонялся демонам, поджёг Крысиный Городок и похитил императрицу?
— Даже если и не верю — не я осуществляю имперское правосудие, — в словах невысокого пожилого мужчины, чьи коротко подстриженные волосы были уже почти полностью седыми, слышалась всё та же сдержанная сила. — И пусть я пока не присягал Карлу Вельфу, я не вижу альтернативы его правлению. Императрица Гретхен, возможно, уже мертва, а безвластие и хаос — не то, чего я хотел бы для Мидланда.
— Но династии не вечны, — Маркус повторял теперь куда с большей уверенностью те слова, что недавно говорил Георгу.
— О, вот даже как!.. Кого же вы видите на месте Вельфов? Уж не себя ли?
— У меня и в мыслях не было! Есть много достойных семей старой знати…
— Я, во всяком случае, здесь не помощник. Разумеется, я не стану выдавать вас властям — честь никогда не позволит мне этого. Но не ищите у меня сочувствия к мятежу — я служил и — если на то окажется воля Создателя и Двоих — ещё буду служить империи, какой бы она ни была. И, простите господа, но в моём возрасте я уже могу себе позволить быть твёрдым в убеждениях.
«Скорее — безнадёжно твердолобым», — со злостью подумал Маркус, но вслух, конечно же, ничего подобного не сказал. Распрощались они очень вежливо.
И лишь когда, пройдя пешком приличное расстояние от дома Ритберга, двое друзей сели в поджидавшую их карету, Маркус дал волю гневу.
— Чёрт и дьявол, неужели в столице не осталось людей, готовых действовать?! — воскликнул он. — Если уж Эрнст Ритберг готов склониться перед этим венценосным ничтожеством, то на кого же надеяться?
— Не знаю, Маркус, — пожал плечами Георг. — А что ты сам теперь будешь делать?
— То, что велят мне долг и совесть.
***