Когда длинный подол платья Гретхен был задран, слегка мазанув свою хозяйку по лицу, та успела подумать, что мода на множество накрахмаленных нижних юбок очень вовремя закончилась в прошлом сезоне, так как они сейчас пришлись бы совсем некстати. Последними же связными соображениями Альбрехта были мысли о том, что бёдра у Гретхен всё-таки восхитительно гладкие и горячие. Чем выше — тем горячее.
========== Глава 2. Игроки и пешки ==========
Лейтенант дворцовой гвардии Гюнтер Зальм встал навытяжку, заметив приближающуюся к нему монаршую чету. Властительница Мидланда оживлённо говорила со своим мужем. Альбрехт слушал, слегка склонив голову, потом аккуратно поправил шпильку, выбившуюся из причёски Гретхен, и жена что-то быстро шепнула ему на ухо, шутливо погрозив пальцем. Пройдя рядом с Гюнтером, супруги благосклонно покивали тому, а императрица одарила его улыбкой.
Венценосная пара скрылась за поворотом дворцового коридора, а Гюнтер так и застыл на месте, поглощённый своими мыслями. Увиденное лейтенантом минуту назад отчаянно не вязалось с рассказом его друга и капитана гвардии, Вильгельма Эццонена. Тот совсем недавно расписывал Гюнтеру, каким подлецом, оказывается, был принц-консорт — он и министров назначал, руководствуясь не их способностями, а щедрыми суммами в золоте, которые кандидаты на должности ему вручали, и с женой общался в оскорбительной манере. И даже грубо домогался вдовствующей императрицы, которую от насилия спасло лишь вмешательство принца Карла.
После всего этого, заявил Эццонен, гвардия просто не может оставаться в стороне. Раз Гретхен оказалась слабой правительницей, а её муж — мерзавцем, нужно привести к власти достойного монарха — Карла. И Гюнтер соглашался с командиром, пылая праведным гневом в адрес Кертица.
Но, чем ближе был час намеченного переворота, тем больше Гюнтера одолевали сомнения. Что Вильгельм лгал, Зальм не считал, но не мог ли тот заблуждаться? Вот и сегодня императрица вовсе не выглядела несчастной и запуганной. Поразмыслив, Гюнтер всё же решился рассказать о своих сомнениях одному человеку, который, может быть, сможет ему помочь — советом или чем-то иным.
***
К концу своего монолога перед кардиналом — монолога, стоит отметить, заранее отрепетированного и полного заверений в преданности Церкви и стремлении поддерживать её начинания — Карл чувствовал, что закипает от злости.
Габриэль Фиенн слушал Карла внимательно и был безукоризненно вежлив, но всё равно заставлял того чувствовать себя провинциальным недотёпой, впервые попавшим в приличное общество.
Фиенн расположился в кресле с высокой спинкой, слишком напоминающем трон — чего Карл не мог не заметить, и что вряд ли было случайностью. Тёмно-фиолетовая мантия кардинала делала его тонкое лицо ещё более бледным. Ладони с длинными пальцами — на указательном правой руки горел васильковым огнём сапфир в перстне — были аккуратно сложены на коленях.
«Проклятый святоша, — сердито подумал Карл, в очередной раз пытаясь поудобнее устроиться на жёстком стуле для посетителей. — Холёный белый червяк. Интересно, кому он служит в первую очередь — своей паучьей семейке или спесивому Святому Престолу? Уж не Мидланду точно!»
Фиенны. Аристократы с холодной голубой кровью. Владельцы обширных земель, неприступных замков и торговых кораблей, одинаково ловко пользующиеся для собственного блага вассальными обязательствами и долговыми расписками тех, кто угодил в их тенёта.
На престолах крупных государств предки кардинала Габриэля не сиживали ни разу, но почти всегда стояли рядом с тронами, умудряясь в любых смутах уцелеть и только приумножить семейные богатства. И, когда прапрадеды Карла были ещё лишь удачливыми предводителями разбойничьих шаек, наводнивших осколки Первой Империи, Фиенны уже не первую сотню лет входили в число знатнейших семей континента.
— Изложенные вами соображения мне понятны и — отчасти — близки, ваше высочество, — соизволил откликнуться на прочувствованную речь Карла кардинал. — И, уверяю вас, Церковь счастлива видеть в вашем лице столь почтительного и верного сына.
«Мягко стелет, как и всегда. Но, похоже, и не подумает поддержать меня, пока я прочно не займу трон», — пришёл к выводу Карл и попытался прочесть что-то ещё по лицу кардинала. Проще было бы анализировать эмоции каменной стенки — в стылом омуте голубых глаз Габриэля не отражалось ровно ничего.
Габриэль был молод. Многие говорили — чересчур молод для кардинала, что давало лишний повод для слухов, будто место было куплено для него могущественными родичами. Сплетен вокруг главной фигуры в мидландской церковной иерархии вообще хватало.