Гадюка на бархате (СИ)

— Я уже рассказал вам, что его величество общался с Эдит Вейсенфельд… очень близко, ваше величество, — ответил Луизе Эдмонд, слегка потупив взгляд. — И касался её, как… небезразличной ему женщины.

— Фу ты, — фыркнула Луиза, — можно подумать, это тебя воспитывали в монастыре, а не меня. Когда я спрашиваю — лапали ли кого-то в углу, отвечай прямо — уж поверь, я не падаю от этого в обморок! Понял меня?

— Понял, ваше величество.

Бросив ещё один быстрый взгляд на светловолосого юношу, наигранная невинность которого начинала ей надоедать, Луиза подошла к туалетному столику и принялась перебирать украшения в большой серебряной шкатулке с эмалью. Императрица отлично знала, что верность таких людей как Эдмонд постоянно нуждается в материальном подкреплении и сейчас собиралась подарить ему золотое кольцо с довольно крупным изумрудом.

— Вот, возьми, — Луиза протянула украшение Эдмонду, и он с поклоном принял его. — И если заметишь ещё что-то важное, дай мне знать.

— Конечно, ваше величество.

***

Поскольку празднество во Флидерхофе было посвящено имперским заморским колониям, то и большой зал загородного дворца оформили в соответствующем духе. Колонны из розового мрамора теперь увивали плети лиан с крупными блестящими листьями, на позолоченных подставках каскадами располагалось множество оранжерейных орхидей с цветками множества оттенков — от белого до тёмно-пурпурного, напоминающими то бабочек, то мохнатых пауков. Кое-где сидели в клетках причудливых форм настоящие обитатели тропических краёв — вертлявые обезьянки и птицы с многоцветным оперением.

Луиза блистала в костюме ташайской царицы — и ей было абсолютно плевать, что на самом деле никаких цариц у жителей заморских земель не существовало — только жёны высших жрецов и военных вождей. Впрочем, стоило признать, что наряд, сшитый для Луизы придворными портными, вышел по-настоящему эффектным. Узкий синий лиф платья был густо расшит мелкими сапфирами и жемчугом, но и это великолепие меркло по сравнению с юбкой, целиком изготовленной из переливающихся оттенками синевы и тёмной зелени перьев птиц с Берега Закатного Золота. Даже одно такое перо на дамской шляпке считалось роскошью, ибо стоило немало, а на платье Луизы их ушли десятки, если не сотни.

Открывая первый танец рука об руку с Карлом, императрица торжествовала — сегодня именно к ней были обращены все взгляды в этом сияющем огнями зале, она вновь не прозябала в безвестности, а вызывала восхищение и зависть.

Однако, далеко не все присутствующие разделяли восторги Луизы по поводу праздника — Рихо Агилар, пристроившийся у одной из стен зала, с большим удовольствием провёл бы этот вечер где угодно, лишь бы не среди имперской знати, но вынужден был повиноваться приказу Габриэля, отправившего своего порученца во Флидерхоф.

Раньше Рихо даже любил подобные торжества — в доме Фиеннов они проходили едва ли не с большей пышностью, чем во дворце мидландского императора. И танцевать Рихо умел не так уж скверно. Во всяком случае, Лавиния, предпочитавшая вставать в пару именно с ним или Габриэлем, никогда не жаловалась, а её трудно было назвать снисходительной партнёршей… Воспоминания о годах беззаботной жизни в Фиорре были приятны, но они сразу давали ход и совсем иным мыслям.

Рихо надеялся, что вдали от него жизнь Лавинии станет спокойней и счастливей, а теперь боялся за неё сильнее прежнего. Когда-то она была просто смелой девушкой, но после возвращения из Лутеции, храбрость Лавинии переплавилась в отчаянную жажду риска. А самому Рихо оставалось лишь с тревогой ждать новостей о возлюбленной — и каждый раз заново переживать все муки ада, узнавая о её опасных забавах.

Как бы он хотел быть рядом — пусть даже в роли слуги, держащегося на почтительном расстоянии, чтобы иметь возможность защищать Лавинию. В первую очередь — от её собственных самоубийственных выходок. Но и брата Лавинии Рихо ни за что бы не оставил одного — как бы ни пытался тот изображать, что ему всё нипочём, Рихо слишком хорошо знал Габриэля, чтобы не увидеть, каким тяжким бременем порой становится для друга сан. Чересчур тяжким, чтобы вынести его в одиночестве в чужом враждебном городе.

Сейчас же Рихо постарался отбросить прочь мрачные раздумья и сосредоточится на порученном Габриэлем задании. Ташайские артефакты — именно такой была причина, по которой Рихо сменил чёрный мундир на дублет из серо-стального атласа, а привычные сапоги из мягкой кожи — на совершенно идиотские, по мнению самого Рихо, но соответствующие последней мидландской моде туфли с серебряными пряжками и бледно-голубыми бантами.