Гадкая ночь

Лотар Дрейсингер дождался, когда затихнут шаги в коридоре, вышел из кабинета и открыл соседнюю дверь. За ней находилась комнатушка, заставленная стеллажами с картонными коробками и кляссерами; в глубине имелось маленькое окно. Высокий человек стоял спиной к нему, глядя на горы.

– Ты уверен, что он выдержит операцию? – спросил хирург, прикрывая дверь.

– Мне казалось, тебе нужна его печень, – не оборачиваясь, ответил Гиртман. – И с мертвым донором дело иметь проще, разве не так?

Дрейсингер слегка кивнул, словно бы против воли – ответ ему не понравился.

– Предположим, этот тип выжил и вернулся домой. Как он поступит? Заявит на меня? Ты не сказал, что он полицейский!

Высокий друг доктора пожал плечами.

– Это твоя проблема. В операционной его жизнь будет в твоих руках. Выбери решение: жизнь или смерть.

Дрейсингер заворчал:

– Если выберу второе, мне придется заявить о его смерти и отчитаться о том, что он здесь делал. Назначат расследование. Рано или поздно правда выплывет. Этого я допустить не могу…

– В таком случае пусть живет.

– И потом, я никогда никого не убивал, – бесцветным голосом добавил австриец. – Я врач, будь оно все неладно… я… не такой, как ты…

– Ты убил дочь.

– Нет!

– Да. Я стал инструментом, но решение принял ты. Ты ее убил.

Гиртман обернулся, и директор клиники похолодел, встретившись с ним взглядом. Он отдал бывшему прокурору телефон сыщика.

– Напоминаю на всякий случай, мой дорогой Лотар: если что-нибудь случится с Гюставом, я за твою шкуру дорого не дам.

Дрейсингеру показалось, что у него в животе проснулось семейство ужей, но показывать свой страх было нельзя.

– Вот что я скажу, Юлиан: операция достаточно сложная, и твои угрозы вряд ли помогут мне сосредоточиться.

– Испугался, дружище? – Швейцарец усмехнулся.

– Конечно, испугался. Я буду вечно благодарен тебе за Жасмин, но в день твоей смерти начну лучше спать.

Громовой хохот Гиртмана заполнил узкое пространство архива.

* * *

Этим утром полицейский по фамилии Регер вышел из пансиона Гёшльбергер с улыбкой на губах. Его французский коллега будет доволен. Он проверил пять гостиниц и уже попал в точку. Можно забежать в «Майслингер», выпить капучино и съесть булочку. Вряд ли дело такое уж срочное. Регер откусил кусок эклера и с досадой подумал, что за последнее время набрал несколько лишних килограммов, и если не займется спортом, за грабителями бегать не сможет. «За какими грабителями, болван?» – одернул себя полицейский. Правонарушения в Халльштатте, конечно, случаются, особенно летом, с притоком туристов, но за двадцать лет службы он ни разу ни за кем не бегал.

Ублажив желудок, Регер пошел дальше, к клинике Дрейсингера. Хозяин отеля опознал не только человека с фотографии, но и назвал того, с кем он ушел. Это был местный житель по фамилии Штраух, медбрат из клиники пластической хирургии. Регер знал его с детства и посчитал настоящей удачей, что выполнять задание оказалось так легко и приятно, не то что рутинную полицейскую работу.

* * *

Сервас посмотрел на вторую – детскую – кровать, стоявшую у окна палаты. На ней недавно лежали – угол одеяла был отогнут. За стеклом тихо колыхались ветки, царапая серое небо, машины на парковке стояли неподвижно. Убедившись, что провожавшая его медсестра вышла, сыщик достал из носка маленький телефон с предоплаченной картой. Он предполагал, что у него всё отберут: если швейцарец и доверял ему, то весьма умеренно – и временно. Он бесшумно переместился в ванную, поднял крышку унитаза, проверил, нет ли «жучков», и вернулся в палату.

Над кроватью висела неоновая лампа. Сервас провел ладонью над изголовьем кровати: в пластиковой панели была куча разъемов. Он убедился, что звук на сотовом отключен, проверил сеть, спрятал телефон под крышкой панели и начал раздеваться, чтобы облачиться во все больничное.

* * *

Регер улыбнулся женщине за стойкой: ее звали Марайке, и они были членами одного бридж-клуба. А еще он знал, что она разведена и одна воспитывает двух детей.

– Как мальчики? – спросил он. – Матиас все еще хочет стать полицейским?

Двенадцатилетний старший сын медсестры мечтал однажды надеть полицейскую форму – или любую другую, были бы сапоги, портупея, оружие и прилагающаяся к ним власть.

– Заболел гриппом. Лежит в постели.

– Понятно… – Он положил на стойку фотографию, полученную от французского коллеги. – Есть у вас похожий пациент?

Марайке замялась, но все-таки ответила:

– Да, а что?

– Когда он прибыл?

– Сегодня утром.

Это подтверждало сведения, полученные от хозяина пансиона, и Регер почувствовал азарт охотника.

– Назовешь номер палаты?

Она заглянула в компьютер.

– Под какой фамилией он зарегистрирован?

– Дюпон.

Французская фамилия!

– Пригласи, пожалуйста, доктора Дрейсингера, – попросил он, достал зазвонивший телефон и ответил недовольным тоном: – Слушаю… Авария? Где? На Халльштаттерзее? Где точно? Последствия тяжелые? Уже еду… – Он растерянно посмотрел на Марайке. – Передай доктору, что я вернусь.

– Плохо дело?

– Да уж хорошего мало: грузовик и две легковушки. Один погибший.

– Местные?

– Не знаю.

* * *