Гадкая ночь

В бинокль были четко видны окна клиники. Высокие и во всю ширину палат, так что там, где жалюзи не были опущены, он различал интерьер в свете неоновых ламп, зажженных, несмотря на белый день. «Свет не горит в пустых палатах», – предположил он.

Иржи насчитал полдюжины занятых – во всяком случае, с этой стороны. «Нива» была припаркована в пятидесяти метрах от клиники, у каменной стенки, слегка нависающей над дорогой. Он переводил бинокль с одного окна на другое – и вдруг замер, заметив в палате на первого этажа французского полицейского. Чех едва не прозевал его, потому что первая кровать пустовала. Детская кровать…

* * *

Мартен бросил взгляд на заснеженные крыши машин. Спросил себя, где может быть Кирстен. Он трижды набирал ее номер, но та не ответила. А Гюстав? И Гиртман? Все вдруг улетучились. Ему не терпелось увидеть мальчика. Он страшился встретиться с ним уже в операционной, отлетающим в края, не такие уж далекие от тех, где он сам побывал во время комы. Это картина пугала его гораздо сильнее собственного присутствия в том же месте и даже наркоза: один раз он уже сумел вернуться.

Сервас хотел быть уверен, что проснется и ему скажут: «Операция прошла успешно, ваш сын жив…»

Его сын.

Он снова оттолкнул от себя эту мысль. Слишком странно думать так о Гюставе. Мальчик пробрался в его жизнь, и никто не поинтересовался, нравится это Сервасу или нет. Иногда он думал – несправедливо! – о Гюставе как о болезни, которая будет бесшумно развиваться до тех пор, пока Мартен больше не сможет игнорировать ее. Что случится потом, если операция удастся и оба они с Гюставом выкарабкаются? Вряд ли Гиртман отпустит их. Мальчика придется забирать у него силой. Ты этого хочешь? Сервас понимал, что будет очень слаб после очередного хирургического вмешательства и не сумеет применить к швейцарцу силу. Где тот прячется? Почему не показывается? Наверное, он с Гюставом, ждет результатов анализов…

В дверь постучали и вошел давешний блондин. Он был без шапки.

– Идемте…

Решительно, это его любимая фраза.

– Начнем с электрокардиограммы, потом сделаем эхокардиографию, – объяснял он по пути, – чтобы выявить возможное сердечное заболевание. Мне сказали, что вы курите, поэтому сделаем рентген легких и УЗИ брюшной полости. Нужно посмотреть на желчный пузырь и измерить печень. В конце вы встретитесь с анестезиологом. Это займет несколько часов. Выдержите?

– Сколько здесь сейчас пациентов? – спросил сыщик, чувствуя себя нелепым в больничном одеянии, бумажном чепчике и полиэтиленовых носках.

– Человек десять, – ответил блондин.

– Этого достаточно для безбедного существования такой клиники?

Провожатый усмехнулся.

– С такими счетами, которые им выписывают, – более чем, поверьте мне.

* * *

Она получила пакет, вернувшись в отель. Хозяин достал его из-под стойки и протянул ей со словами: «Это оставили для вас…» Кирстен поднялась в номер, развернула оберточную бумагу, открыла коробку, откинула тряпицу и увидела оружие, обмотанное промасленной пленкой. Полуавтоматический «Спрингфилд XD». Хорватский пистолет, легкий, надежный. И три обоймы по пятнадцать патронов калибра девять миллиметров.

* * *

Его вернули в палату в 16:00. Он сразу проверил чемодан и заметил, что в нем копались: вещи лежали по-другому. Они даже не дали себе труда скрыть это. А вот телефон оказался на месте.

Сервас подошел к окну и выглянул на улицу. С гор наползали тучи; они уже закрыли весь пейзаж темной вуалью, обесцветив его. Над озером поднимались фумаролы, как будто под поверхностью вызревал огромный пожар.

Воздух обещал снегопад. Мартен обернулся на звук открывшейся двери.

* * *

Медбрат подвез каталку к детской кровати и велел Гюставу перебираться, а когда тот все сделал, улыбнулся, накрыл его одеялом и подставил ладонь, чтобы ребенок хлопнул по ней. Из коридора в палату шагнул другой человек.

– Привет, Мартен, – сказал Гиртман.

У Серваса волосы на голове встали дыбом. Высоченный швейцарец с четырехдневной щетиной и покрасневшими веками выглядел угрюмым, отсутствующим и озабоченным. «Растревоженным, – вспомнил правильное слово Сервас. – Его мучит какая-то тайная мысль».

Майора обдало жаром; он приписал это температуре в палате, хотя понимал, что дело в другом. Насторожился. Спросил:

– Что происходит?

Швейцарец не ответил, подошел к кровати Гюстава и погладил его по волосам. Майор почувствовал укол ревности, увидев доверчивую улыбку мальчика, встретился взглядом с бывшим прокурором и похолодел. Юлиан Гиртман чего-то боится. Или кого-то. Сервас впервые видел страх в его глазах и поразился. Он понял, что причина состояния этого человека кроется не только в опасениях за жизнь ребенка. Вспомнил, как швейцарец подскочил к окну, бросил беглый взгляд через стекло и опустил жалюзи.

Что-то происходило – там, возле клиники.

* * *