Читаем Гагаи том 1 полностью

— Вот как он изменился, рабочий класс, — о гордостью проговорил Максимыч. Помолчал, оглядывая своих товарищей. Встретился взглядом с Андреем, обратился к нему: — А ты, Андрей, хоть и в передовиках ходишь, да зелен еще так разговаривать с Яном Казимировичем. Легче всего кричать «предельщик», когда знаешь лишь свою лопату. Сложное это дело — начальствовать. Над тобой один хозяин — механик. А над ним, ого, сколько! И каждый распоряжения шлет, приказы разные. Тут надо с понятием...

Ян Казимирович снова заерзал на стуле.

— Разрешите.

Тимофей кивнул.

— Я не стану опровергать выдвинутые против меня обвинения, — поспешил Ян Казимирович воспользоваться поддержкой Максимыча. — Они абсурдны. Это ясно каждому мало-мальски рассудительному человеку. Скажу откровенно, мне очень понравился критический дух собрания. Критиковали много и правильно. Недостатки у нас есть. Их надо вскрывать. Но почему-то никто из выступающих ни словом не обмолвился о путях преодоления выявленных недостатков.

Дорохов подумал о том, что беда Яна Казимировича заключается в его характере. Отсутствуют в нем бойцовские качества, не хватает смелости.

Конечно, он не знал, какие тяжкие минуты пережил Кончаловский, пока в его адрес неслись громы и молнии выступающих. Пожалуй, за многие годы Ян Казимирович впервые так испугался.

— Да-да, — уже уверенней продолжал Ян Казимирович. — Одно дело критиковать, а другое — подумать о том, как выполнить постановление Пленума. Без этого наша критика не принесет никакой пользы.

— Нельзя скатываться к критиканству, — поддержал его Чухно.

— Совершенно верно, — подхватил Ян Казимирович.

Тут же Кончаловский развернул перед слушателями стройную систему хозяйственных и административных мероприятий, имевших целью значительно повысить производительность труда. Говорил о внедрении скоростного резания на токарных станках с применением резцов со специальной напайкой и охлаждением мыльной водой. О создании своего деповского бюро по рационализации и изобретательству. О поточном методе производства деталей. О сменных графиках...

Он настаивал на необходимости всячески укреплять авторитет мастера, бригадира, напомнил, что возрастает ответственность каждого работника за порученное дело. Предложил предоставлять стахановцам всяческие льготы по профсоюзной линии.

— Это мы провернем, — вставил Чухно.

— Ну, як, зятьок? — усмехнулся Евдоким Кириченко сидящему рядом с ним Геське. — Второпав?

Геська уже привык, что Людкин отец вот так шутя называет его, но не понял, чем он недоволен. Что-то, видимо, не нравилось ему. Геська, например, не может сказать такого о себе. Вроде правильно говорят начальник депо и секретарь парторганизации.

А Ян Казимирович уже развивал мысли об экономии.

— Сколько пропадает электродных огарков? — вопрошал он. — Ведь их можно сварить и пускать в дело... С паровозов уплывают сотни тонн угля в сундучках паровозных бригад. Почему бы комсомольцам не организовать рейд по охране социалистической собственности?!

— Правильно, Ян Казимирович, — снова заговорил Чухно, одобрительно кивая головой. — Все это мы отметим в решении собрания.

Ян Казимирович усаживался, обмахиваясь своим необычных размеров платком.

— Правильно, — повторил Чухно.

И тогда поднялся Евдоким Кириченко.

— А тепер, мабуть, і я скажу!

Тимофей хорошо знает Евдокима. Редко он выступает. Товарищи подшучивают над ним: «Нашему Евдокиму не до разговоров: население увеличивает». Крутоярцы только и судачат об этом. Мол, Евдоким не зря увел жинку у Емельки. Четвертого уже понесла Глафира.

— У мене розмова до Іларіона, — заговорил Евдоким, неохотно поднимаясь. — Хочу спитати, товариш Чухно, коли ти встиг виродитись?

— Ты же успеваешь! Что ни год — родины! — хохотнул какой-то охальник. И взвился, как всплеск, разноголосый, озорной, безобидный смех. Даже Дорохов не удержался.

— Сукины сыны! — прогудел в восхищении.

Тимофей, и сам улыбаясь, впервые потянулся карандашом к графину, намереваясь призвать собрание к порядку. Его остановил Евдоким.

— Нехай поіржуть, бо трохи стомились від розумних промов нашого начальника... — Помолчал немного. — Тут хтось нетямущий родинами цікавиться. Скажу так: аби була молодиця справна та до вподоби. — Евдоким поднял руку, как бы призывая к вниманию. — Але це не все! Потрібно ще... — Он таинственно оглянулся и продолжал: — А що саме потрібно, мабуть, у жінок треба довідатись. Жіночки у цих справах неперевершені знавці. Еге ж? — подмигнул стоявшей невдалеке инструментальщице тете Шуре.

— Та еге! Еге! — воскликнула она.

И снова грянул смех. У Яна Казимировича недоуменно, раздраженно задергались плечи. Чухно покраснел, повысил голос:

— Товарищ Кириченко, здесь партийное собрание. Серьезные вопросы надо решать по-серьезному.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза