— Вот как он изменился, рабочий класс, — о гордостью проговорил Максимыч. Помолчал, оглядывая своих товарищей. Встретился взглядом с Андреем, обратился к нему: — А ты, Андрей, хоть и в передовиках ходишь, да зелен еще так разговаривать с Яном Казимировичем. Легче всего кричать «предельщик», когда знаешь лишь свою лопату. Сложное это дело — начальствовать. Над тобой один хозяин — механик. А над ним, ого, сколько! И каждый распоряжения шлет, приказы разные. Тут надо с понятием...
Ян Казимирович снова заерзал на стуле.
— Разрешите.
Тимофей кивнул.
— Я не стану опровергать выдвинутые против меня обвинения, — поспешил Ян Казимирович воспользоваться поддержкой Максимыча. — Они абсурдны. Это ясно каждому мало-мальски рассудительному человеку. Скажу откровенно, мне очень понравился критический дух собрания. Критиковали много и правильно. Недостатки у нас есть. Их надо вскрывать. Но почему-то никто из выступающих ни словом не обмолвился о путях преодоления выявленных недостатков.
Дорохов подумал о том, что беда Яна Казимировича заключается в его характере. Отсутствуют в нем бойцовские качества, не хватает смелости.
Конечно, он не знал, какие тяжкие минуты пережил Кончаловский, пока в его адрес неслись громы и молнии выступающих. Пожалуй, за многие годы Ян Казимирович впервые так испугался.
— Да-да, — уже уверенней продолжал Ян Казимирович. — Одно дело критиковать, а другое — подумать о том, как выполнить постановление Пленума. Без этого наша критика не принесет никакой пользы.
— Нельзя скатываться к критиканству, — поддержал его Чухно.
— Совершенно верно, — подхватил Ян Казимирович.
Тут же Кончаловский развернул перед слушателями стройную систему хозяйственных и административных мероприятий, имевших целью значительно повысить производительность труда. Говорил о внедрении скоростного резания на токарных станках с применением резцов со специальной напайкой и охлаждением мыльной водой. О создании своего деповского бюро по рационализации и изобретательству. О поточном методе производства деталей. О сменных графиках...
Он настаивал на необходимости всячески укреплять авторитет мастера, бригадира, напомнил, что возрастает ответственность каждого работника за порученное дело. Предложил предоставлять стахановцам всяческие льготы по профсоюзной линии.
— Это мы провернем, — вставил Чухно.
— Ну, як, зятьок? — усмехнулся Евдоким Кириченко сидящему рядом с ним Геське. — Второпав?
Геська уже привык, что Людкин отец вот так шутя называет его, но не понял, чем он недоволен. Что-то, видимо, не нравилось ему. Геська, например, не может сказать такого о себе. Вроде правильно говорят начальник депо и секретарь парторганизации.
А Ян Казимирович уже развивал мысли об экономии.
— Сколько пропадает электродных огарков? — вопрошал он. — Ведь их можно сварить и пускать в дело... С паровозов уплывают сотни тонн угля в сундучках паровозных бригад. Почему бы комсомольцам не организовать рейд по охране социалистической собственности?!
— Правильно, Ян Казимирович, — снова заговорил Чухно, одобрительно кивая головой. — Все это мы отметим в решении собрания.
Ян Казимирович усаживался, обмахиваясь своим необычных размеров платком.
— Правильно, — повторил Чухно.
И тогда поднялся Евдоким Кириченко.
— А тепер, мабуть, і я скажу!
Тимофей хорошо знает Евдокима. Редко он выступает. Товарищи подшучивают над ним: «Нашему Евдокиму не до разговоров: население увеличивает». Крутоярцы только и судачат об этом. Мол, Евдоким не зря увел жинку у Емельки. Четвертого уже понесла Глафира.
— У мене розмова до Іларіона, — заговорил Евдоким, неохотно поднимаясь. — Хочу спитати, товариш Чухно, коли ти встиг виродитись?
— Ты же успеваешь! Что ни год — родины! — хохотнул какой-то охальник. И взвился, как всплеск, разноголосый, озорной, безобидный смех. Даже Дорохов не удержался.
— Сукины сыны! — прогудел в восхищении.
Тимофей, и сам улыбаясь, впервые потянулся карандашом к графину, намереваясь призвать собрание к порядку. Его остановил Евдоким.
— Нехай поіржуть, бо трохи стомились від розумних промов нашого начальника... — Помолчал немного. — Тут хтось нетямущий родинами цікавиться. Скажу так: аби була молодиця справна та до вподоби. — Евдоким поднял руку, как бы призывая к вниманию. — Але це не все! Потрібно ще... — Он таинственно оглянулся и продолжал: — А що саме потрібно, мабуть, у жінок треба довідатись. Жіночки у цих справах неперевершені знавці. Еге ж? — подмигнул стоявшей невдалеке инструментальщице тете Шуре.
— Та еге! Еге! — воскликнула она.
И снова грянул смех. У Яна Казимировича недоуменно, раздраженно задергались плечи. Чухно покраснел, повысил голос:
— Товарищ Кириченко, здесь партийное собрание. Серьезные вопросы надо решать по-серьезному.