Гайдзин

Он встал, чувствуя себя очень старым, налил себе выпить, долгим взглядом посмотрел на тонкую стопку бумаг, словно не веря своим глазам, потом снова сел и начал разбирать их лист за листом. Заключительная часть письма отца Анжелики, аккуратно склеенная на отдельном листе, ясно указывала на хладнокровно продуманный план завлечь Малкольма Струана в сети, другие страницы содержали даты и подробности изнасилования убийцей-ронином в Канагаве и его смерти во французской миссии при весьма странных обстоятельствах, имя мамы-сан, которая раздобыла лекарство, как оно было оплачено «потерянными серьгами» и как Андре вышел на лодке в море, чтобы избавиться от улик – нескольких полотенец, трав и одной из двух бутылочек, вторая, оставленная им в качестве доказательства, лежала сейчас в ящике его рабочего стола в миссии.

Записка, лежавшая снизу, гласила:

Сэр Уильям, к тому времени, когда Вы прочтете это, меня уже не будет в живых. Эти показания должны быть использованы в случае, если моя смерть будет насильственной. Я открыто признаюсь, что использовал свои знания, чтобы получать деньги от Анжелики, да, шантажировать ее, если Вы хотите называть вещи своими именами, но, с другой стороны, шантаж – привычный инструмент дипломатии, к которому Вы прибегали так же, как и все мы. Эта информация предоставляется в Ваши руки, поскольку я могу быть убит или моя смерть будет подстроена как случайная, не обязательно ею самой, но из-за нее, с ее помощью – еще одна истина заключается в том, что найдется немало людей, способных пойти ради нее на убийство (Бебкотт, Макфей, Горнт), потому что уникальные знания, которыми я обладаю, и мое участие в ее… «преступлениях» слишком сильное слово… махинациях делают меня мишенью.

Эти страницы помогут Вам схватить убийцу и обвинить того, к кому в итоге приведут мои показания. Я не желаю зла Анжелике, я использовал ее так, как мне было нужно, хотя никогда не спал с ней. Если моя смерть покажется случайной, она может не быть таковой на самом деле. Если же в ней никто не виноват, что ж, так тому и быть, я исповедался перед смертью (хотя ничего из того, что вы прочли, отцу Лео не известно) и отправляюсь раньше Вас в великое странствие – такой же нечистый, как и большинство из нас, гораздо более нечистый, чем большинство, да поможет мне Бог.

Почему я передал все это Вам, а не Анри? В самом деле, почему?

Внизу послания стояла четкая, уверенная подпись.

– В самом деле, почему мне? – пробормотал сэр Уильям. – И как это возможно, чтобы такая кроха могла скрывать все это так долго, скрывать от Малкольма Струана, черт побери? От Джорджа и Хоуга, черт побери? Невозможно, совершенно невозможно! Андре просто лишился рассудка, и все же…

Помимо письма ее отца, а даже оно, вырванное из контекста, может быть преувеличенным искажением истины, остальное – лишь собственное мнение Андре, если только она сама не сознается, когда от нее потребуют объяснений. Все эти истории могут быть плодом помутившегося разума. Конечно, он тоже ее хотел, сколько раз мы все замечали, как он вьется вокруг нее пиявкой, и потом этот любопытный случай, когда Вервен застал его у нее в комнате. И чертовски странно, что он употребил «нечистый» в этом смысле, ведь он и был таким самым буквальным образом, бедолага.