–
– Вот как? Почему?
–
Снова японский, которого Тайрер не понял, поэтому чиновник перешел на голландский, и в разговор вступил Эрлихер, вызвав этим еще большее раздражение сэра Уильяма и остальных министров. Через некоторое время Эрлихер сказал:
– Похоже, сэр Уильям, что
– Пожалуйста, скажите этому, этому парню прямо, чтобы он отвел нас туда не мешкая, что мы прибыли вовремя, что встречи на высоком уровне всегда проводятся вовремя, потому что у обеих сторон есть и другие важные государственные дела, которыми необходимо заниматься, как я объяснял уже пятьдесят раз! И скажите ему, пусть пошевеливается!
Эрлихер просиял и передал слова сэра Уильяма без всяких церемоний. И сколько чиновник ни изворачивался, ни юлил и под конец ни умолял, он все же вынужден был поклонился и, так медленно, как только возможно, вывел их через дверь и повел по коридору, послав вперед себя слугу, чтобы предупредить Совет о поразительной наглости гайдзинов.
Еще один коридор, и затем, на другом его конце, самурай открыл огромные двери, чиновник упал на колени и коснулся головой пола. Четыре человека в безукоризненных шелковых одеяниях, с мечами за поясом восседали на креслах в глубине зала для аудиенций на небольшом возвышении. Среднее кресло пустовало. Перед ними, на более низком уровне – все министры сразу же заметили это – стояли шесть кресел для каждого из министров, а между ними сидел на коленях официальный переводчик. Около ста самурайских офицеров полукругом сидели на коленях лицом к двери, и, когда сэр Уильям вошел, все самураи в зале поклонились. Четыре
Сэр Уильям и все остальные вежливо ответили на поклоны, потом приблизились к помосту и заняли свои кресла.
– Ни при каких обстоятельствах министры цивилизованных государств не опускаются на колени и не касаются лбом пола, – заявил перед встречей сэр Уильям, – каковы бы ни были ваши обычаи, делаете вы это сами или нет, дальнейшему обсуждению этот вопрос не подлежит!
Филип Тайрер, ставший теперь знатоком поклонов благодаря Накаме, заметил, что каждый раз, когда старейшина наклонял голову, его поклон был поклоном вышестоящего нижестоящему. Ну и пусть, подумал он, взволнованный и восхищенный, мы в их святая святых. Когда же прибудет сёгун, чтобы занять пустующее кресло? Мальчик? Интересно, как он выглядит и…
Один из старейшин заговорил. Вздрогнув от неожиданности, Тайрер узнал в нем молодого чиновника, который принимал участие еще в первой встрече в британской миссии, а вместе с ним – нервного смуглолицего человека, сидевшего рядом, который не проронил тогда ни слова, но внимательно наблюдал за всем своими узкими глазами.
Почему двое старейшин встретились с нами, не объявив, кто они такие? – спрашивал он себя. Погодите минутку, разве молодой чиновник не представился как Томо Ватанабэ, да, точно, так он и сказал, «младший чиновник второго разряда». Имя явно вымышленное. Но зачем? И к чему этот обман?
Встревоженный, Тайрер отложил поиск ответов на потом и стал внимательно слушать. Он не понял почти ничего. Накама предупредил его, что так и случится, пояснив, что, вероятно, будут употребляться слова придворной речи, большинство из которых, как и многие самые обычные японские слова и фразы, имели иные, часто несовпадающие с общепринятыми значения.
Он переключил свое внимание на других. Третий старейшина был круглым, пухлолицым, с маленькими женоподобными ручками, а вот последний действительно выглядел старым: седовласый, с высохшим лицом и глубоким шрамом на левой щеке. Ростом все едва доходили до пяти с половной футов. Их мантии с широкими, похожими на крылья плечами, просторные штаны и маленькие лакированные шапочки, подвязанные под подбородком, и в первую очередь их неподвижное достоинство придавали им очень внушительный вид.
Теперь на голландском заговорил японский переводчик: