Галерея женщин

Благодаря тому что у меня были друзья из окружения Регины, я неплохо знал Лагранжа. Это любопытный экземпляр той медицинской породы, которую отличает осмотрительность, деловитость и почти полное отсутствие иллюзий – чему немало способствует повседневная врачебная практика – при почти фанатичном стремлении соблюдать этический кодекс врача. Насколько я могу судить, доктор он был толковый, во всяком случае, старался производить впечатление специалиста, идущего в ногу с прогрессом и последними достижениями в своей области. Да и человек исключительно приятный: наружность, манеры, разговор – все располагало к нему. В то время он жил вместе с матерью, сестрой и братом в старом коричнево-кирпичном доме в районе Мэдисон-авеню и Восьмидесятых улиц. Собственный автомобиль, членство в респектабельном клубе и прочие атрибуты успеха – все это у него тоже было. Но после знакомства с Региной безмятежной размеренности его жизни пришел конец. Очень скоро, по его собственному признанию, он обнаружил, что хочет быть с Региной чуть ли не каждую минуту. Она такая порывистая, говорил он, неугомонная, колоритная… и так хорошо подкована по медицинской части, что, безусловно, полезна ему. Наверное, будь у нее другой характер и не будь она одержима идеей наказать мужчин за все свои разочарования, они с Лагранжем в конце концов поженились бы. Он был как раз из тех, кто женится.

Через пару недель после того, как я стал свидетелем Регининой попытки соблазнить мисс Редмонд вечерней прогулкой в авто, кто-то из приятелей затащил меня в их общий с Лагранжем дом, то бишь съемную квартиру. Формально Лагранж там не жил, а только проводил свободное время по вечерам или в дневные часы, если выдавался перерыв в работе. Квартира располагалась на первом этаже, на одной из редких в этой части Манхэттена тенистых улиц, в двух шагах от больницы Лагранжа. Обстановка была скромная, без больших претензий на вкус или уют: не жилище, а место сбора для любителей весело проводить время. Несмотря на все усилия Лагранжа и прислуги-негритянки, которая целыми днями вертелась как волчок, с первого взгляда было видно, что за порядком и чистотой здесь следят только от случая к случаю. Частенько, особенно в отсутствие Лагранжа, стол был завален грязной посудой с остатками вчерашней еды – начиная с обеда и заканчивая ночной пирушкой. Внутри или в дверях вы всегда сталкивались с людьми того сорта, который в безалаберной богемной атмосфере чувствует себя как рыба в воде, – с разными там писателями, художниками, актерами… Все веселились до упаду – кто во что горазд. И надо думать, порой без удержу пили. А порой в поисках новых острых ощущений баловались наркотиками. (Разумеется, не с целью кого-то совратить, подтолкнуть к опасной привычке, от которой потом не избавиться!) И конечно, взахлеб рассуждали о невежестве и узколобости законопослушных обывателей. Я знаю эти разговоры: кругом сплошная «серость», «бездари», «хамы», «люмпены» – выбирайте, что вам больше нравится. Ну а чего вы хотите? Молодость есть молодость. Кстати, Лагранж избегал шумных сборищ. Он был слишком консервативен и, возможно, не слишком смел. Участие в таких увеселениях предполагало известную социальную и моральную раскованность, отчего «правильного» доктора слегка коробило. Теперь, задним числом, я даже не исключаю, что большинство вечеринок устраивалось без его ведома. Во всяком случае, он был на них редким гостем.