Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

— А что вы сделали, впервые войдя в свой новый кабинет?

— Я подумал: что на моем месте сделала бы Галя? Стала бы махать шашкой? Или? Были времена, когда некоторые выходили на Красную площадь в плавках, а она всегда прихватывала зонтик.


Образ интеллигенции с зонтиком, противостоящей власти, как нельзя лучше показывает характер Волчек. К милой краске «наивность» Хазанов добавляет другую — «мудрость», которая, как показало время, ничего общего не имеет с конформизмом.


ГЕННАДИЙ ХАЗАНОВ: — Когда я прихожу в «Современник», я вижу, что она как будто живет в театральном замке, где она — сторож, электрик, она же — столяр. Владеет таким вольтажом, который позволяет ей устраивать в наше время из каждой премьеры праздник, привлекать зрителей в театр, несмотря на высокие цены и бешеную конкуренцию.


Когда Хазанов встал во главе театра, он стал учеником «сестры» и с прилежанием усваивает ее науку умения встраиваться в среду, ладить с властями, не наступая на горло собственной песне, и избегать ударов со стороны коллектива. Вольтаж дается нелегко. Иногда, видя ее отчаяние и беспомощность, он понимает, какую цену «сестра» платит за свое искусство руководить театром в советское и, как оказалось, более жестокое постсоветское время.

Он один из немногих, кто резко не согласен, когда ее называют железной леди.

— Только женщина может руководить театром в наше время. И если Галина Борисовна не женщина, то кто же тогда женщина? — с печальным удивлением смотрит он на меня.

А я думаю, что, наверное, только слабые мужчины хотели бы видеть в ней что-то вроде бастиона, в котором можно укрыться в бурю, или вальяжно загорать в безоблачные теплые дни, видеть ее слабой по-прежнему остается привилегией сильных.

1984

{МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК». СЦЕНА}

— А вот и я.

В дверях смеющийся Валентин Гафт. Он что-то прячет за спиной и хитро улыбается. Подходит к Волчек, которая сидит к нему спиной на диване и поэтому не ожидает никакого сюрприза.

— Оп-ля! — кричит он по-цирковому торжественно и неестественно громко, вытягивается в струну и над головой ничего не подозревающей Волчек парашютом раскрывает пестрый зонт.

— Оп-ля! — повторяет он, но уже как-то не очень уверенно. Она видит, как в его веселых глазах появляется смятение, а Марина Неелова… Она закусила губу, хотя в этот момент точно должна расхохотаться. Волчек смотрит на Марину — в ее глазах немой вопрос: «Что происходит?»


Роль Марты из спектакля «Кто боится Вирджинии Вульф?» оказалась для Галины Волчек желанной и кровавой в прямом смысле слова. Впервые о Марте в новой пьесе Олби она узнала от своего друга, американца Алана Шнайдера, который поставил пьесу в своем нью-йоркском театре. Не видя спектакля и не читая пьесы, она со свойственной ей интуицией сразу поняла: это то, что надо ей и «Современнику».

Она «заболела» «Вирджинией» настолько, что с маниакальной настойчивостью стала предлагать пьесу режиссерам. Анатолий Эфрос, получив предложение, отказался, он объяснил, что Олби — не его материал, что в пьесе «мало воздуха». Кто-то нашел другие, но неубедительные для Волчек аргументы.

Что за ерунда? А почему она сама не взялась за эту постановку? Ее страсть к теме как минимум гарантировала интереснейший результат. Вопросы эти ей можно не задавать, потому что еще несколько лет назад она определила для себя принцип, который ни разу не нарушила, — актриса Волчек никогда не будет играть в спектаклях режиссера Волчек.

Что за нелепая принципиальность? — думаю я. — Мало ли примеров, и вполне удачных, когда режиссер выходил на сцену. Например, Олег Ефремов — уникальный образец: он позволял себе эксперименты такого рода не раз. Но ее упертость… В свое время тот же Ефремов свою беспартийную ассистентку считал более партийной, чем он сам, имея в виду ее фанатичную веру в принципы и идеи, сформулированные некогда при основании «Современника». Похоже, что это качество с годами все более пускало корни и не позволяло Волчек отступать от принципов ни влево, ни вправо. Спектакль «Кто боится Вирджинии Вульф?» в этом смысле не был исключением.


На репетиции спектакля «Кто боится Вирджинии Вульф?» с Валерием Фокиным и Валентином Гафтом


Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр