Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

— Да говори же ты, черт!

— А какой барин из себя?

— А глаза какие?

Хриплый срывающийся старается переорать низкий и сильный грудной.

Хриплый голос Волчек, кажется, вот-вот сорвется. Но в антракте она говорит, что кричать ей не трудно, а вот дышать тяжело. Ведь из-за ее дыхания, поплохевшего в 1994 году, она вынуждена была отказаться от своей любимой роли — Вирджинии Вульф.

— А почему бы не отказаться от роли? Все-таки семнадцать лет играете? — спрашиваю ее.


«Ревизор», Марья Антоновна — Марина Неелова, Хлестаков — Василий Мищенко, Анна Андреевна — Галина Волчек


— Если я откажусь от роли, Гафт тут же скажет, что надо снимать спектакль. А жаль репертуар лишать «Ревизора». Я обожаю эту пьесу, она ко всем ситуациям и властям в России подходит.


Зал действительно реагирует, как на свежее слово, на то, что сказано великим комедиографом о России более чем 150 лет назад.

Городничиха у Волчек престарелая кокетка, не упускающая свой шанс. Она кокетничает перед зеркалом, примеряет в очередь с бестолковой дочкой платья к приходу Хлестакова.

— Это мне палевое нейдет?

Ее большие глаза хитро постреливают в сторону чиновника из Петербурга. А когда по воле режиссера он опускает пьяную голову на ее обширную грудь, истома разливается по ее лицу. Эротическое постанывание усиливает гротеск и вызывает в зале хохот.


После спектакля «Ревизор» с Артуром Миллером


А в перерыве между мизансценами она сидит в комнате вместе с артистами, как рядовой артист. Вполголоса, чтобы не пропустить выхода, перебрасывается новостями, анекдотами.

— Не опоздаем, Галь?

— Нет, Валя, я слежу.

Артист Александр Кахун вспоминает, что случилось на «Вирджинии Вульф».

— Мы с Гафтом провели свою сцену, а девчонок наших нет. Вижу краем глаза, что они на заднике стоят, болтают. Гафт нервничает. Не выдержал, побежал за сцену и привел их.

— У меня тогда чуть сердце не разорвалось, — смеется Волчек, и в этом нет кокетства. Ее рабочая мораль доведена до патологии.

«Ревизор» для нее — спектакль судьбоносный. Городничиха — ее первая роль после шестнадцатилетнего перерыва. Как только она стала худруком «Современника», она решила убить в своем сознании актрису. Когда она еще не была режиссером, то говорила Ефремову: «Если ты руководитель, надо победить в себе актерское сознание».

Примерить на себя эту формулу ей представился шанс в 1970 году, когда Ефремов покинул «Современник» и ушел строить МХАТ. Она спрашивает меня: «Что такое актерское сознание?» И сама же отвечает: «Это когда подсознательно, во сне хочется выйти на сцену».

— А вам снились роли с того момента, как вы перестали выходить на сцену?

— Нет. Но, может, потому, что я не успела заболеть звездной болезнью — удовлетворяюсь маленькими ролями. Вот я об одной роли мечтала, где было все, — «Кто боится Вирджинии Вульф?».


На этих словах из репродуктора прозвучали аплодисменты, и она отправилась на поклоны вместе со всеми. У нее явно улучшилось настроение — актерское сознание, вернувшееся к ней на время, получило свою порцию признательности. Не разгримировываясь, как есть, она уехала домой. Городничиха — это не Марта, после которой она отлеживалась по сорок минут в гримерной.

1984

{МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК». СЦЕНА}

— А вот и я.

В дверях смеющийся Валентин Гафт. Он что-то прячет за спиной и хитро улыбается.

— Оп-ля! — кричит он по-цирковому торжественно и неестественно громко, вытягивается в струну и над головой ничего не подозревающей Волчек парашютом раскрывает пестрый зонт.

— Оп-ля! — повторяет он, но уже как-то не очень уверенно. Она видит, как в его веселых глазах появляется смятение, а Марина Неелова… Она закусила губу, хотя в этот момент точно должна расхохотаться. Волчек смотрит на Марину — в ее глазах немой вопрос: «Что происходит?»


Итак, «Вирджиния Вульф». Что же произошло на том памятном спектакле? Вот Гафт привычным движением, это он проделывал много раз, открывает зонтик над ее головой. Партнеры должны смеяться, и они смеются, но как-то неестественно. Боковым зрением Волчек увидела, как метнулась за кулисы помрежка, вместо того чтобы стоять и принимать реквизит.


Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр