Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

На следующую репетицию «Бубнов» принес ей букет… Нет… Это был маленький чудный букетик, который бы растопил сердце быстрее роскошного увесистого куста роз в целлофане. Цветы были преподнесены Галине театрально — артист встал на колено, склонил голову на грудь. Труппа мысленно аплодировала Галине.

Артисты ее любили, работали с ней легко, но общение не выходило за рамки служебных отношений.


Ирландия. Театр «Абби». На репетиции


— О’кей, Галина.

— О’кей, Майкл.

Однако артист, репетировавший Сатина, проявлял к русскому режиссеру далеко не профессиональный интерес.


ИРИНА АРЦИС, переводчик: — Он приходил к нам в гостиницу. Этот парень выбрал хитрую тактику: он использовал пьесу Горького, чтобы лишний раз увидеть или услышать Галину Борисовну. Тактика оказалась верной: режиссер никогда не отказывала артисту, видя, как тот добросовестно и чистосердечно бьется над психологией своего персонажа. Ее радовало такое рвение.

Но он стал приносить цветы. И тогда…


— И тогда, Галина Борисовна, вы не дрогнули? Отказывая ему, вы ведь отказывали прежде всего себе.


С артистами ирландского «На дне» после репетиции


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Он был ужасно симпатичный парень. Но он артист. А с артистами, с моими артистами, у меня ничего не может быть.


Бедный парень, с каждым днем он терял надежду, он не знал, что у этого режиссера из России есть свои незыблемые принципы — не заводить романов с артистами.

В 50 лет она вдруг обнаружила, что осталась одна. Позади два брака и одно «заблуждение». Впереди — пустая дорога, на которой она почувствовала острый приступ одиночества. Как девочка со взрослыми и сухими, уже без слез, глазами смотрела она на скрывшуюся за поворотом тройку счастья. Ощущения были чудовищные.


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Моя прежняя жизнь так складывалась, что я никогда не была одна и не понимала, как это — одной отдыхать, одной куда-то пойти. Мои иностранные подружки смеялись и говорили, что я — жертва совкового сознания. Жертва не жертва, как хочешь назови, от перемены слов состояние мое не менялось.


Что же у нее осталось? Сын? Безусловно. Подруги? Множество приятельниц, проверенных временем и обстоятельствами, было вокруг нее. Театр? Так вопрос вообще не стоял — этот мучитель и доктор одновременно всегда спасал ее в минуты отчаяния. И такая минута наступила.

— Счастливая ты, Галя, у тебя хоть дело есть, — говорили те, у кого не сложилась личная жизнь.

В этом смысле она действительно была счастливой — ей было куда сублимировать собственные переживания и где растратить нерастраченные эмоции, в отличие от них, обреченных за отсутствием дела тонуть в собственных несчастьях.


ОЛЬГА АРОСЕВА, актриса: — Что бы ни переживала Галя, она никогда не заставляла других копаться в своих личных неприятностях. Мужчин мы никогда не обсуждали. Она не плакалась и не ныла. Ей хватало сил и ума прикрыться самоиронией. Разве что могла сказать: «Поздно, Рита, пить боржоми — почка отвалилась».


Обладательницей столь редкого для женщин качества можно восхищаться и жалеть одновременно. Ироничность не позволяла ей оказаться слабой и беззащитной. Эта нота, похоже, так и не прозвучит в ее женской судьбе.

В тот период, когда она поняла, что осталась одна, действительно спас театр. События начала 90-х годов, развернувшие жизнь бывшего СССР на 360 градусов, не позволили ей увязнуть в собственных рефлексиях, которые, как у всякой настоящей женщины, носили мазохистский характер. Вместе со страной Галина Волчек попала в мясорубку новых экономических отношений, и ей пришлось решать тот самый гамлетовский вопрос: быть или не быть театру вообще и ее «Современнику» в частности.

На раздумье времени не оставалось, и она, не имея никакого опыта, начала решать экономические и организационные проблемы — где достать деньги? как удержать артистов, которых за хорошие деньги перекупали антрепризы? И как, в конце концов, сохранить дом, который она столько лет строила?

Она уже не позволяла себе, как в прежние благополучные годы, ездить за рубеж ставить спектакли и зарабатывать там более твердую валюту. По существу, для нее это было серьезное испытание номер два после ухода из «Современника» Олега Ефремова, оставившего ее и многих ее коллег с тем же самым вопросом: «Неужели все годы псу под хвост?»


С английской королевой Елизаветой


Театр был спасательным кругом, но женскую судьбу он не заменит.

— А вы думали о том, чтобы еще раз попытаться создать семью?

— Я для себя никаких зароков не давала — больше никогда и ни с кем. Просто я не встретила такого человека, которому бы мне хотелось говорить: «Доброе утро». А так — зачем?


Не все мужчины, встречавшиеся на ее пути, так ставили вопрос — зачем? И предпринимали попытки так или иначе войти в ее жизнь.


РАИСА ЛЕНСКАЯ, секретарь «Современника»: — Сколько поклонников было у Галины Борисовны? Да не меньше, чем у Нееловой. Но имена даже не спрашивайте, не могу сказать, все это были слишком известные люди.


Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр