Галина Волчек как правило вне правил

Принципиальность и серьезность Ленской трогательны и комичны до невозможности. Она вспоминает, как однажды ее пытались даже подкупить, предлагали по тем временам немыслимую сумму — 500 рублей, если познакомит богатого грузина с Галиной Волчек. Секретарша отказалась зарабатывать на имени своего начальства и с возмущением отвергла сделку, за что и получила от начальства.

— Ну и дура, — сказала ей Волчек, узнав об упущенном секретаршей шансе.

1991 {ВОЛГОГРАД. ТЮРЬМА}

— Ну что ж, проходите, — говорит капитан и толкает дверь.

Волчек, Гафт и Неелова попадают в помещение — серые грязноватые стены, маленькое окошко, мало света, и от этого здесь сыровато. Через несколько шагов они утыкаются в другую дверь. Капитан звонит. Лязг металлических замков — и гости оказываются в другой комнате, похожей на первую, но только побольше.

За грубым столом их ждет парень — светлые доверчивые глаза, руки в наколках.

— А погоны у тебя есть? — спрашивает его капитан.

— Может, при дамах-то не надо?

Погружение — в этой простой формулировке вымышленный мир театра и реальный мир для Волчек оказались неразделимы. Да она, собственно, не относится к многозначительным теоретикам режиссуры и поэтому не декларирует такое естественное для нее состояние «театр тире жизнь». Чтобы это звучало в одно неразрывное слово и всегда выглядело убедительным, к методу погружения прибегала и прибегает по сей день. Хотя сам термин «погружение» никогда не произносила и никогда даже не думала, как назвать для себя этот способ изучения жизни.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Зачем тебе нужна библиотека? Так вот, все эти походы — наша эмоциональная память, библиотека, без которой нормальный артист не может. Эмоциональная память — одно из сильнейших оружий, которым должен владеть артист.

Судя по всему, у Волчек одно из самых больших собраний жизненных эмоций, которые она по мере необходимости достает с «полок» памяти. А некоторые так и ждут своего часа. Как эта история с тюрьмой, которую Волчек вместе со своими артистами посещала чуть более десяти лет назад. Тогда «Современник» гастролировал в Волгограде, и, не зная, как отблагодарить театр за блестящие гастроли, крупный руководитель местного значения спросил: «Куда вы хотите, чтобы мы вас отвезли?» — «В тюрьму», — неожиданно услышал он в ответ, на что совсем не рассчитывал. «Зачем вам это?»

— А действительно, зачем? — спрашиваю я ее в свою очередь.

— Низачем. Просто так, — говорит она и рассказывает со свойственными ей подробностями тюремную эпопею.

Сначала Волчек, Гафт и Неелова попали в помещение — серые грязноватые стены, маленькое окошко, мало света, и от этого здесь сыровато. Через несколько шагов они уткнулись в другую дверь. Капитан позвонил. Лязг металлических замков — и гости оказались в другой комнате, похожей на первую, но только побольше.

За грубым столом их ждал парень — светлые доверчивые глаза, руки в наколках. Он артистично излагал гостям легенду своей посадки, из которой следовало, что он чистый ангел, залетевший сюда по нелепой случайности. Читал стихи и вообще представлялся философом за решеткой.

— А погоны у тебя есть? — неожиданно прервал его полет капитан. Тот стянул с плеча рукав. И вдруг ангел на глазах превратился в дьявола: плечи украшали выколотые сторублевые купюры, что означало принадлежность этого парня к касте воров в законе. Спину он отказался показывать:

— Может, при дамах-то не надо?

Судя по подробнейшим деталям волгоградских событий десятилетней давности, я понимаю, что ее память информацией перегружена не напрасно. Она, как хороший компьютер, выдает данные, привязанные к конкретным спектаклям и событиям, им предшествующим. Эмоциональный компьютер Волчек клинит и дает сбой только на цифрах и датах.

Волгоградскую тюрьму Галина Волчек, Марина Неелова и Валентин Гафт посещали, готовясь к спектаклю «Смерть и дева»

1988 {МОСКВА. ШЕРЕМЕТЬЕВО-2}