Галина Волчек как правило вне правил

Ставшая по воле Галины Волчек актрисой, бывшая зэка Мясникова Паулина вступила на американскую землю.

МАРИНА НЕЕЛОВА: — Павочка растерялась, как ребенок. Мы шли по улице, вдруг мимо нас прошел негр… Павочка не успела этого пережить, как появился второй. А за ним — третий.

«В этой республике так много нерусских», — сказала Павочка.

И Неелова показывает, как Павочка пугалась при виде представителей негроидной расы, как рыбкой раскрывала рот.

— Ну как это можно понять: женщина с семнадцати лет прошла эту мясорубку и осталась с прямой спиной и с широко распахнутыми на жизнь глазами. Однажды мы сидели на сцене, а она стояла перед нами. Я ей говорю: «Паулина Степановна, да вы сядьте, как-то неудобно». А она мне: «Да я однажды пять суток на конвейере по колено в воде простояла и даже сознание не потеряла. А мужики некоторые сразу отключались». Как представила ее на этом конвейере — следователи меняются, а она по колено в воде — ни пописать, ни покакать… Мурашки по коже.

А потом в творческой биографии Паулины Мясниковой к США прибавились Финляндия, Израиль, Германия. Еще позже ее театральная карьера продолжилась в кино — она снялась у Алексея Германа. Павочка была как талисман «Современника». В 2000 году театр отметил ее юбилей. Всех завела Волчек. Сама заказала ей торт.

— Ехала мимо булочной на Петровке, зашла и спросила, сделают ли торт, какой мне надо? Женщины высыпали все из подсобки, когда узнали меня. А кондитер сказала: «Галина Борисовна, вы не волнуйтесь — я туда и фрукты, и орехи положу. Пропитка будет капитальная». В фойе накрыли стол. Девяностолетняя Павочка не ожидала, что ее так будут чествовать. От растерянности сказала: «И в лагере, и в театре мне везло».

В день юбилея ее одарили сверх меры — пальто от «Мах Маrа», костюм, букеты цветов.

— Шапку забыли. Ладно, я ей свою норковую отдам, — сокрушалась Волчек. — Сумку я ей уже дарила. Только она с какой-то дрянью ходит — говорит, что ту ей жалко.

1992 {МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК». ЗА КУЛИСАМИ}

Волчек последней уходит со сцены за кулисы. Чертыхается, зацепившись в темноте за что-то. Замирает оттого, что видит в узком коридоре первого этажа, где только двери гримерных: старый артист Михаил Глузский стоит на коленях перед артистками в серых, как мешки, платьях. Он глухо произносит:

— Спасибо вам, женщины…

Больше ничего сказать не может — комок в горле стоит.

— Как будто кол в грудь вонзили, — добавляет через какое-то время.

Тяжело поднимается с колен. Не отряхивает брюки. Целует Волчек руку. Ей как будто неловко, и она быстро отдергивает ее. Думает — почему такие пухлые пальцы? И еще что надо отругать администратора за пол — что-то много пыли. Смотрит на брюки Глузского, которые не столько запачкались, сколько замялись.

1986 {МОСКВА. КВАРТИРА НА УЛИЦЕ ВОРОВСКОГО}

Посреди большой комнаты с красивой люстрой Волчек и Елена Яковлева.

— Ты понимаешь, что ты делаешь? — спрашивает Волчек, пытаясь прикурить.

— Да, Галина Борисовна, — как-то вяло, не владея голосом, отвечает Яковлева и почему-то следит за ее рукой, которая с силой жмет на кремень, высекает огонь и замирает с горящим фитилем, как у фаната на рок-концерте, пока не гаснет.

— Твоя индивидуальность… это уникально… для этого нужна особая почва…

— Да, Галина Борисовна, я…

Ее глаза следят за зажигалкой, которая в очередной раз безуспешно подносится к сигарете.

— Это глупость, понять которую невозможно.

После пятой попытки Волчек в сердцах бросает зажигалку. Та прямой наводкой летит на диван.