Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

Пом покушам,Пом вмажем,Спать ляжем,Сопли распустим,Никого не пустим.

И Галя, я помню, выскочила на репетиции на сцену и показала, как надо станцевать. Она, не смотри что такая крупная, на самом деле очень легкая. Я каждый раз, когда к этой сцене подхожу, вспоминаю ее — фотография эта зафиксировалась в моей памяти.


Трагифарс на тему жизни окнами на курятник и химзавод, оправдывающий любую грубость в тексте, режиссуре и исполнении, превратился у Волчек в тонкий психологический спектакль. Он показал новый подход к драматургии Коляды, записанного в категорию безнадежного чернушника без права на реабилитацию. То, что принято называть новым прочтением, для Волчек стало продолжением всего, что она делала прежде, — заниматься правдой, а не правдоподобием и очевидные бытовые вещи использовать как повод для философского осмысления этой самой правды. Поэтому проза жизни у режиссера, как правило, оборачивается болью и ее подлинность сомнений не вызывает. Впрочем, Волчек далека от высокопарности в жизни и на сцене и никогда не формулировала суть своей работы, тем более никогда не называла себя художником.

1992

{МОСКВА. УЛИЦА ПОВАРСКАЯ}

Художница Мария Рыбасова, худоба которой заставляет сжаться сердце, не без страха входит в квартиру Волчек. Садится за стол. Волчек молча ставит перед ней торт.

— Хоть ты поешь.

Рыбасова давится, но ест.

Волчек смотрит на нее, подперев щеки по-бабьи.


Так Галина Волчек работала с художницей Марией Рыбасовой над спектаклем «Трудные люди». Кто поверит в такой кондитерско-творческий процесс?


МАРИЯ РЫБАСОВА: — Я приходила. Галина Борисовна непременно хотела меня накормить.

— Хоть ты поешь, — говорила она и смотрела так, как смотрит жалостливая баба, которая кормит своего мужика. Она меня кормила, мы что-то обсуждали. Никакого театрального пафоса, слов типа «концепция», «замысел», «пойми меня как художник художника». А спокойно так говорила: «Ну ты же умная девочка. У нас все с тобой получится».


В костюмном вопросе не было проблем, так как все, что заранее для себя по обыкновению решила Волчек, совпало с предложениями художницы. Костюмы вышли как будто неброские, с улицы, но на самом деле Волчек с Рыбасовой добились того, что за их простотой стояло нечто большее. И это еще раз доказывало, что мелочей на сцене для Волчек не существует — ни в масштабной трагедии, ни в обычной мелодраме.


«Трудные люди». Рахель — Лия Ахеджакова, Саймон — Игорь Кваша, Лейзер — Валентин Гафт


Вообще эта история разрушает многие театральные легенды. Главная из них: Волчек — самый трудный человек в работе из всех трудных людей в «Современнике». Но израильскую мелодраму репетировали артисты, по сравнению с которыми трудность Волчек — это невесомость. Ахеджакова, Гафт, Кваша, Леонтьев — бермудский квадрат. Авангард Леонтьев может не выйти на сцену, потому что приготовили не тот реквизит. Гафт с Квашой всегда готовы спорить с режиссером. Могут отмахнуться, уйти с репетиции. А здесь они сошлись в одном спектакле.

Волчек в этот раз с невиданным спокойствием отнеслась к костюмам и оформлению сцены, что удивило всех, хорошо знавших ее пристрастность к внешнему ряду постановки. Но то ли работа художника Рыбасовой не вызывала в ней протеста и абсолютно во всем устраивала ее, то ли еще что-то, только всю свою энергию она направила на другое — на борьбу с привычным имиджем Лии Ахед-жаковой. С точки зрения здравого смысла затея казалась напрасной и не сулила ничего, кроме нервных затрат. При этом Волчек посягала на святое — устойчивую любовь публики к острым, ярким краскам, к экстравагантности в игре Ахеджаковой.

— Никакой экстравагантности не будет, — объявила Волчек, принимаясь за «Трудных людей» и решив во что бы то ни стало достать из актрисы новый способ игры.


АВАНГАРД ЛЕОНТЬЕВ, исполнитель роли Бени Альтера: — На репетициях я видел: всякий раз, как только Лиечка вступала на известную для себя дорогу, Волчек устраивала ей дискомфортное распутье. Куда идти? По этой дороге нельзя — это уже освоенная территория. По другой — боязно, ведь артисты не любят делать шаг в сторону от привычного.


И все-таки «Трудные люди» обошлись без жертв — Ахеджакова, как актриса с гибкой психофизикой, сумела освободиться от комфортного для себя рисунка роли и предстала мягкой, лирической и очень тихой героиней, правда, не лишенной прежнего обаяния своих нелепых, недотепистых предшественниц.


Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр