Когда я прилетела в Нью-Йорк, «Современник» уже отыграл несколько спектаклей, и Волчек казалась вполне довольной — за месяц были раскуплены все билеты, включая самые дорогие. Но «бодрячком» она продержалась до тех пор, пока не появилась статья в «Нью-Йорк таймс». Газета, которая своими рецензиями выписывает спектаклям либо справку на жизнь, либо свидетельство о смерти, написала по поводу «Трех сестер» следующее: «Московский театр „Современник“ в четверг приехал на Бродвей и привез пронзительную версию чеховских „Трех сестер“. Источником ее внутреннего огня является не магия декорационного искусства, а захватывающая сила и простота исполнения. Перед нами постановка чеховского шедевра, передающая всю иронию, боль и абсурдность человеческой комедии. Постановка столь точная, что, несмотря на языковой барьер, возникает ощущение, что чувствуешь, как дыхание персонажей касается ваших щек».
Эта статья, которая должна была бы ободрить Волчек, сработала на истерику. В ноябре 1996 года, сидя в театре на 46-й улице, Галина Волчек плакала. Сначала она старалась плакать тихо и украдкой вытирать слезы, нос. Но плач переходил в рыдание, и его уже трудно было сдержать.
Эту статью она ждала и боялась как огня. И вот переводчица прочла ей строки, от которых следовало бы расслабиться, выдохнуть и, гордо осмотревшись по сторонам, произнести: «Ну что? Видали?» Вместо этого она беспрестанно шмыгала носом, вытирала его намокшим платком. Нос покраснел, лицо опухло. Похоже, что собственная некрасивость, которую она не потерпела бы ни за что в другой ситуации, в данный момент ее не волновала. Как не волновали люди, притихшие за кулисами. Деликатность окружающих заслуживала уважения — все как могли делали вид, что ничего не видят. Обслуга старалась прошмыгнуть незаметно. Костюмерша на неестественно вытянутых руках пронесла платье, стараясь не смотреть в левый угол.
— Разве она умеет это делать? — спрашивает какой-то парень переводчицу. Та не знает что ответить.
— Лучше принесите воды.
Неадекватная реакция на более чем благожелательную рецензию на самом деле объясняется до невозможности просто. Критика до того измордовала Волчек в России, что у нее развился синдром побитой собаки. Это когда становится больно не от побоев, а от внезапной ласки. И в данном случае она видела себя такой побитой собакой. Она плакала и твердила про себя вопросы, которые давно ее мучили.
— Где она большой режиссер — в России или только за границей?
— Неужели живое чувство, которым она наполняет каждый свой спектакль, ценится только иностранцами?
— Что еще надо сделать, чтобы доказать свою целостность, — разве что умереть?
— Кому, в конце концов, верить — своим или чужим?
Она глотала слезы, хлюпала носом, и слезы смывали мысли, оставляя голову пустой и горячей.
И тем не менее статья в «Нью-Йорк таймс» и последовавшие за ней другие прибавили ей сил и уверенности в себе. Хотя, вернувшись в Москву, она по-прежнему болезненно будет реагировать на всякую пустую рецензию и вздрагивать от недоброжелательного слова в свой адрес и адрес «Современника». Но слез на глазах у всех она себе уже никогда не позволит.
Она не знала, что через полгода за «Три сестры» и «Крутой маршрут» она получит престижную театральную премию США «Драма дэск эворд». Что через год, когда она вновь привезет на Бродвей свою пятую версию «Вишневого сада», эхо критики принесет ей напоминание о «Трех сестрах»: «Нью-Йорк пост» сообщит, что в прошлом сезоне «лучом солнца на Бродвее был новаторский спектакль по чеховским „Трем сестрам“, привезенный московским „Современником“».
Через год она будет более уверенно ходить по Нью-Йорку, потому что ее «Вишневый сад» будет также иметь хорошую прессу и отличный прием публики.
Как-то после спектакля Волчек стояла и расслабленно курила на улице. Сзади ее кто-то обхватил, и даже не успев обернуться, она услышала ломаную русскую речь:
— Галя, в вашем спектакле я готова играть даже самовар…
Добровольным «самоваром» оказалась известная польская актриса Эльжбета Чижевска, эмигрировавшая в США во времена военного положения в Польше. Ее имя сразу же потянуло цепь других имен, явлений и событий — польский театр, стан военный, то есть военное положение, Вайда, Гоффман…